Русский язык в зеркале языковой игры - [212]

Этот тип каламбура совмещает признаки двух рассмотренных выше групп. Как в каламбуре-«маске», обыгрываемые слова резко сталкиваются друг с другом, однако в этом столкновении нет победителя, второе значение не отменяет первое, и это роднит каламбур-«семью» с каламбурами первой группы (группа «соседи»). Примеры:

(1) Один репортер, будучи на охоте, застрелил утку. Рассматривая убитую птицу, он узнал свою же собственную утку, выпущенную им в прошлом году (журн. «Осколки»).

(2) И в нелетную погоду можно вылететь со службы (Эмиль Кроткий).

(3) Если не успеваешь по математике, физике, химии, английскому, то успевай хотя бы пообедать (ТВ «С утра пораньше»).

(4) Гости подразделяются на приятных, у которых можно занимать, и неприятных, которых надо занимать (Журн. «Стрекоза»).

(5) Разница между верблюдом и человеком: верблюд может целую неделю работать и не пить, а человек—целую неделю пить и не работать.

(6) Я никого на свете не зарезал,

Напротив, резали меня редактора!

(Н. Глазков).

(7) Объявление. Выводим пятна и клиентов из себя (Журн. «Сатирикон»).

(8) Лучше заложить старую лошадь в маленькую повозку, чем новые часы в большой ломбард (Журн. «Сатирикон»),

(9) — Командир, в лесу белые!

— Не до грибов, Петя, не до грибов!

Каламбуры этой группы с достаточной отчетливостью делятся по своей семантике (а также и по синтаксическим особенностям) на две подгруппы. В первой подгруппе (см. выше (1)—(3)) обыгрываемые единицы «неравноправны» семантически и синтаксически разнофункциональны.

Во второй подгруппе (см. (4) — (9)) обыгрываемые единицы «равноправны». Это симметричные члены — (4); члены сочинительной конструкции — (5)—(6); в том числе стянутой (так наз. зевгма) — (7); компараты — (8); противоречащие друг другу реплики (часто — результат недоразумения) — (9). Эти разные синтаксические способы оформления каламбура семантически близки и зачастую могут заменять друг друга без резкого изменения смысла. Ср. приведенные выше (4) и (8) с (4а) и (8а):

(4а) Гости, у которых можно занимать, приятнее тех, которых надо занимать.

(8а) Он заложил старую лошадь в маленькую повозху и новые часы в большой ломбард.

Есть еще одна большая группа каламбуров, которая, на первый взгляд, резко отличается от всех рассмотренных выше. Это ошибки и намеренные переделки слов (ср: приматонна, генерал-от-инфарктерии, лживопись), а также переделки устойчивых выражений и «устойчивых текстов» — пословиц, поговорок, известных стихов, песен и т. п.:

Нам с лица не водку пить (Г. Малкин).

Без рубашки ближе к телу (В. Шишков).

Легко заметить, что эти каламбуры обычно допускают развертывание в сочинительную конструкцию (ср.: Это не примадонна, а приматонна, не живопись, а лживопись; Нам с лица не воду пить, и не водку и т. п.).

Тем самым, эти каламбуры, на вид особые, представляют собой, в сущности, эллиптичный вариант каламбура-«семьи», где один из обыгрываемых элементов опущен — в силу своей общеизвестности. Подспудно он присутствует и вступает в игру с основным, эксплицитно выраженным смыслом.

В отличие от каламбуров первой группы («соседи»), каламбуры второй и третьей групп кроме метаязыкового смысла, о котором мы говорили выше, содержат во многих случаях дискредитацию описываемого. Особенно характерна она для каламбура-«маски», ср.:

Бескорыстный человек!Защищает чужую диссертацию (Эмиль Кроткий);

У дам моих в купальне идут пренья О конституции- их благородных тел (В. Буренин).

[Переход от первоначального понимания, уводящего в мир политических дискуссий, к окончательному пониманию особенно подчеркивает бездуховность и самовлюбленность дам].

И наконец, каламбур-«маска» и особенно каламбур-«семья» содержат множество других добавочных смыслов, обогащающих буквальный смысл высказывания и нередко возводящих его в ранг философского обобщения. В «шутливой упаковке» непристойность становится допустимой шалостью, старомодная назидательность-мудростью, грубость —подтруниванием, тривиальность —любопытным соображением и, наконец, откровенная чушь — загадочным глубокомыслием. Почему это возможно? Видимо, потому, что кроме прямого, буквального, шутка включает богатый дополнительный смысл, который отвлекает читателя и усыпляет его критику. «Мысль ищет остроумной оболочки, так как благодаря ей мысль обращает на себя наше внимание, может показаться нам более значительной, более ценной, но прежде всего потому, что эта оболочка подкупает и запутывает нашу критику» [Фрейд 1925:178]. Один пример:

Верная Пенелопа ждала его [Одиссея], коротая время со своими женихами (...) Днем Пенелопа ткала, ночью порола сотканное, а заодно и сына своего Телемака (Тэффи, Древняя история).

Любопытно, что снижение требовательности касается не только смысла приведенного высказывания, довольно странного, но и его грамматической правильности. Ведь вообще говоря, сотканное не порют, а распускают, и мы это отметили бы, не будь концовки... а заодно и сына своего Телемака, которая развлекает и отвлекает нас.

Анализировать тонкую игру смыслов в каламбуре—дело сложное, почти безнадежное. Кажется, Анатоль Франс сравнил исследователя художественной речи с человеком, который ест апельсин, а потом на ладони рассматривает разжеванное, пытаясь понять, почему ему было так вкусно. С подобной же трудностью мы сталкиваемся, исследуя каламбур и пытаясь понять, почему «нам было так смешно». И все-таки попытаемся это сделать, хотя бы на нескольких конкретных примерах.