Русский язык в зеркале языковой игры - [13]

Однако Мандельштам сам отчетливо ощущал необычность этого сочетания и неоднократно использовал его в юмористических стихах, в своего рода автопародиях:

Мне дан желудок, что мне делать с ним,

Таким голодным и таким моим? (1917 г.)

[Комический эффект создается за счет сужения и снижения самой темы, сведения ее к проблемам желудка.]

Или: Неунывай,

Садись в трамвай,

Такой пустой,

Такой восьмой- (ок. 1915 г.)

Комический эффект вызван сочетанием местоимения такой с числительным восьмой,, которое трудно осмыслить как качественное прилагательное. Словосочетание такой восьмой аномально, но не бессмысленно: в результате игры возникает новый смысл. Дело в том, что в отличие от первых, «престижных», выделенных числительных (ср. первая красавица, первый парень на деревне, первым делом)I, числительное восьмой — невыделенное, «заурядное», и тем самым, сочетание такой восьмой приобретает смысл ‘такой обычный, заурядный’.

Но тут уже, собственно говоря, начинается новая серия лингвистических экспериментов О. Мандельштама — эксперименты с числительными, с делением их на «престижные» и «непрестижные». Вот его шутка, использующая образ «путника», наивного и не знакомого с новейшими достижениями науки, такими как электричество (упоминаемый им Шилейко — известный ассиролог, муж Анны Ахматовой, на время поселившийся в чужой роскошной квартире):

Путник, откуда идешь? Я был в гостях у Шилейки,

Дивно живет человек,, смотришь — не веришь очам.

В бархатном кресле сидит, за обедом кушает гуся.

Кнопки коснется рукой—сам зажигается свет.

Если такие живут на Четвертой Рождественской люди,

Путник, молю, расскажи, кто же живет на Второй?

Стихи содержат шутливое представление, что на Второй Рождественской должны жить еще роскошнее, чем на Четвертой (подобно тому как второе место в состязаниях почетнее четвертого).

з*

Основная задача исследования

1. В русистике языковая игра исследуется давно и успешно —в работах

B. В. Виноградова, А. Н. Гвоздева, А И. Ефимова, Е. А. Земской, Е. П. Ходаковой, А. А Щербины и др. Из более поздних работ следует отметить работы Ю. И. Леви-

’ на [1980], Е. В. Падучевой [19826], Э. М. Береговской [1984], Б. Ю. Нормана [1987],

C. И. Походни [1989], Т. А. Гридиной [1996], Т. В. Булыгиной и А Д. Шмелева [1997] и др. Наша работа находится в русле этих исследований, хотя и рассматривает языковую игру в несколько ином аспекте.

Лингвисты описывают главным образом арсенал языковых средств, используемых в языковой игре. Сами эти средства предполагаются заранее известными. В данной работе этот аспект исследования полностью сохраняется, однако основное внимание сосредоточено на другом — на извлечении из языковой игры лингвистически содержательных выво до в. Языковая игра —это уже проведенный (и успешный!) лингвистический эксперимент (пусть проводился он с другими целями—для усиления выразительности речи, для создания комического эффекта и т. д.). Лингвисту остается дать этому чужому эксперименту лингвистическую интерпретацию. Мы не хотим утверждать, что этот аспект не затрагивался ранее. В некоторых из перечисленных работ (особенно в работах последнего времени) есть очень интересные наблюдения на эту тему. И все-таки можно утверждать, что лингвисты недооценивают роль языковой игры в исследовании русского языка. Е. В. Падучева отмечала, что языковая игра — «источник полезных и убедительных иллюстраций» к некоторым положениям лингвистики [Падучева 19826: 76]. Не менее важно, на наш взгляд, другое: изучение этого «несерьезного» материала может натолкнуть лингвиста на серьезные размышления, на новые нетривиальные наблюдения и обобщения при изучении самых разных уровней языка. И об этом убедительно свидетельствуют исследования самой Е. В. Падучевой (я имею в виду, в частности, работу 1982 г. о сказках Льюиса Кэрролла). Свою задачу мы видели в том, чтобы богатый собранный материал, снабженный подробными указателями, сделать доступным для широкого круга специалистов по самым разным областям лингвистики. Следует подчеркнуть, что языковая игра, этот не направленный, «случайный» эксперимент, позволяет искать (и иногда находить) там, где экспериментатор-лингвист иногда не догадался бы искать.

2. Полемизируя с исследователями-лингвистами, которые считают, что языковая игра не достойна внимания, так как основывается на трафаретах и шаблонах, авторы главы о языковой игре в монографии [РРР 1983] пишут: «Признавая, что сами условия протекания РР (разговорной речи.—Я Q —ее неподготовленность и непринужденность —обусловят и непритязательность многих явлений языковой игры, мы тем не менее считаем, что в языковой игре известная шабло-низация совмещается с творчеством (...) определенный интерес представляет и установление наиболее типических, трафаретных приемов языковой игры, и выявление тех языковых средств, которые служат для них материалом» [Земская — Китайгородская-Розанова 1983: 175—176]. Еще большую ценность представляет для лингвиста изучение языковой игры в художественных текстах, лишенных тех черт неподготовленности и непринужденности, которые отрицательно сказываются на^качестве языковой игры.