Русский всадник в парадигме власти - [32]
«Оловиры грецкие», т. е. византийские пурпурные шелка, были известны в княжеско-боярской среде с еще более ранних времен[435]. Красный цвет бытовал в древнерусской одежде во множестве оттенков[436]. При этом существовала определенная избирательность красок: первым после золота выбирали червчатый (темно-красный), затем алый (светло-красный) и только после всех красных шел зеленый.
Высокая стоимость привозного текстиля, который даже в царском быту понимался как значительная ценность, стала причиной его долговременного и многократного использования, в том числе посредством так называемого «второго кроя» вещей обветшалых или вышедших из употребления. Второпокройные одежды, сделанные из драгоценных привозных тканей, встречались довольно часто[437]. Так, в 1634 г. и в 1637 г. чуги царя Михаила Федоровича «участок по зеленой земле» и «бархат золотной червчат» переделывались в платна[438], а его же опашень «отлас турской золотной по червчатой земле с розными шолки» был сделан из турского платна[439]. У царя Алексея Михайловича был «опошень объярь по рудожелтой земле травы золоты и серебряны»[440], перекроенный из его же шубы. Царь выезжал на военный смотр в нарядной чуге «атлас червчат, нашивка жемчужная широкая»[441], украшенной пуговицами, снятыми с его атласной шубы. Царь Иван IV велел сделать себе «кафтан с короткими рукавы»[442], снабдив его золотыми пуговицами, снятыми с шубы царевича Ивана Ивановича.
Случалось, что поводом для переделки становилась смерть прежнего владельца. Так, после кончины Михаила Федоровича в сентябре 1646 г. из его ездовых кафтанов были сделаны чуги для нового царя[443]. Эта практика не была особенностью XVII в.; сохранилось указание изготовить для Ивана IV одежду «из Царевичевского Иванова спорка бархат Венедицкой на бели шолк лазорев рыт, шити и оксамитити золотом и серебром от летнего от 21‐го наряду»[444].
Кроме того, одежды, выполненные из дорогих тканей, передавались в монастыри в качестве заупокойного вклада в поминовение души новопреставленного раба Божия. Практика вкладов по душе была обыкновенной, для чего из имущества покойного выделялась его часть на помин. Ездовые одежды, находясь среди таких вкладов, почти неизменно дополнялись верховыми или, реже, упряжными лошадьми. Ездовые одежды также были частью вкладов, которые образно можно назвать «воинскими»[445].
Отметим, что в дарах и вкладах XVII в. чуга сменила терлик, так как он вышел из круга статусного потребления. Сама чуга, пробыв при московском дворе более столетия, выходит из моды во время правления царя Федора Алексеевича; ей на смену пришли другие, более удобные формы.
Все перечисленные виды одежды — терлик, тегиляй, чуга и кафтан — относились к разряду среднего платья[446]. Поверх них надевали верхние ездовые одежды, которыми были чаще всего ездовые ферязи (ферези), представляющие более объемную разновидность ездового кафтана[447]. Главное отличие ездовой ферязи от простой состояло в ее богатом уборе, поскольку одежды, предназначенные для выезда, всегда украшались более богато. Нам известны прежде всего ездовые ферязи Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, в чьем гардеробе их было достаточно; при Федоре Алексеевиче ездовые ферязи вышли из употребления.
Постепенная трансформация ездовой ферязи в сторону увеличения в объеме и, особенно, в ширине подола, необходимая для свободы движения в многослойной одежде, привела к выделению на основе ферязи ее особой формы, которая получила название ферезеи. Объемная и пышно украшенная, она надевалась поверх всех прочих одежд. Ее появление относят ко времени правления царя Алексея Михайловича, когда она получила значение очередной придворной униформы. В 1648 г. ферезея известна как одежда для стольников; в кроильных книгах она появляется с октября 1654 г., в «Выходах государей царей…» — с сентября 1659 г.[448]
Мода на ферезею продержалась не одно десятилетие: даже у Федора Алексеевича насчитывалось 27 обычных ферезей, 9 теплых и 10 холодных ферезей[449]. Самой эффектной, очевидно, была ферезея из золотного венецианского бархата, затканного изображениями орлов[450].
«Все, что было наиболее ценного и изысканного в области ткацкого производства Запада и Востока, можно найти в описях царского платья», — подводит итог М. Н. Левинсон-Нечаева, анализируя одежду и текстиль позднего русского средневековья[451]. Особенности одежды, выполненной из золотного текстиля, — благородство цвета, торжественность крупного геральдического рисунка — как нельзя лучше отвечали требованиям царского парадного конного выезда. Драгоценные, как в прямом, так и в переносном смысле, одежды царя и его свиты, служили одним из наиважнейших средств демонстрации силы государства и его правителя, способствовали выстраиванию иерархии власти, выступая как еще одна форма ее представления в вещном мире.
