«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы - [23]
Наступление немцев и их стремительное продвижение в глубь страны заставило союзников отказаться от каких-либо обещаний. Согласие же советского правительства на германские условия мира рассматривалось ими как аргумент в пользу союзнической интервенции. «Горячо настаиваю на том, — телеграфировал Д. Фрэнсис в Вашингтон 21 февраля, — чтобы мы установили свой контроль во Владивостоке, а англичане и французы — над Мурманском и Архангельском с целью не допустить, чтобы хранящиеся там материалы попали в немецкие руки»[141]. Для союзников настало время действий.
Завершение периода революционной фразы провозгласил и Ленин, вынужденный перейти от декларативных лозунгов к «реальной политике». 23 февраля 1918 г., в день, когда в Петроград был доставлен новый германский ультиматум, содержавший еще более жесткие требования, на заседании ЦК РСДРП (б) Ленину с большим трудом, под угрозой отставки, при пятом голосовании удалось добиться согласия на германские условия мира. Ленина поддержали семь членов ЦК, четверо голосовали против, четверо, в том числе и Троцкий, воздержались. На основании принятого в ночь на 24 февраля на экстренном заседании ВЦИК большинством голосов решения, Совнарком принял германские условия мира, названные Лениным безмерно угнетательскими, хищническими[142].
Опасаясь вторжения немцев в Петроград, 27 февраля в Вологду выехали служащие американского и японского посольств, а также китайской дипломатической миссии. Представительства других стран, в частности Франции и Италии, присоединились к ним позднее.
28 февраля 1918 г. советская делегация, возглавляемая сторонником подписания мира Г. Я. Сокольниковым, прибыла в Брест-Литовск. 3 марта 1918 г. состоялось подписание мирного договора Советской России с державами Четверного союза на предъявленных ей тяжелейших условиях. Договор, как справедливо заметил С. З. Случ, весьма условно можно было назвать мирным. От Советской России было отторгнуто 780 тыс. кв. км территории с населением 56 млн человек; польские, литовские, латышские, эстонские и часть белорусских земель. На этой территории находилась >1/>3 железнодорожной сети страны, производилось 73 % железа и добывалось 89 % угля[143]. Россия должна была заключить мир с Украинской Центральной Радой; вывести свои войска с территории Украины и Финляндии, а также из пограничных с Турцией закавказских областей Ардагана, Карса и Батума. Договаривающиеся стороны брали на себя обязательство воздерживаться от всякой агитации или пропаганды против правительства или государственных и военных установлений другой стороны. Советская Россия должна была произвести полную демобилизацию своей армии, включая войсковые части, вновь сформированные правительством[144]. В приложениях к договору, а также в заключенных позднее дополнительных соглашениях определялись экономические отношения Советской России с каждой из стран Четверного союза.
Хотя советские руководители считали Брестский договор временным, лишь «передышкой», ни к чему не обязывающим клочком бумаги, как заявил Ленин[145], «немцы имели тогда реальную силу и обеспечили себе достаточные гарантии и выгодное стратегическое положение, дабы настоять на выполнении договора»[146].
Брестский мир стал тяжелым ударом для союзных держав. Их неофициальные представители пытались помешать ратификации договора, обещая поддержку со стороны своих правительств, однако, в действительности их влияние на политику союзников было весьма ограничено. Так, Локкарт предостерегал Бальфура, что если союзники позволят японцам войти в Сибирь, перспективы сотрудничества с Россией перейдут в разряд безнадежных[147].
В странах Антанты усиленно обсуждался вопрос о военной интервенции, в частности о поддержке Францией и Англией намерения Японии вторгнуться на русский Дальний Восток и развивать свою интервенцию в Сибири. Соединенные Штаты, несмотря на все возраставшее давление Парижа и Лондона, выражали сомнение в целесообразности интервенции. Сказывались геополитические интересы самих США; нежелание способствовать усилению своего основного конкурента в Тихоокеанском регионе — Японии, а также собственный интерес к Сибири и Дальнему Востоку. Одним из основных путей воздействия Лондона и Парижа на Вашингтон в пользу его участия в интервенции на территории России весной 1918 г. были решения Высшего верховного военного совета союзников, состоявшего из военных представителей участвовавших в боевых действиях на Западном фронте стран. В конце февраля 1918 г. произошел определенный сдвиг в отношении США к японскому вторжению, так как возникла опасность, что вторжение может произойти и без их участия. 26 февраля в американской прессе было опубликовано интервью с начальником Генерального штаба Франции Ф. Фошем, о котором европейские газеты умолчали. Фош заявил, что Германия захватывает Россию; Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири, они имеют для этого все возможное и должны предпринять решительные действия в этом важном вопросе[148]. Значение этого заявления было немалым: Ф. Фош пользовался в то время большим авторитетом, к тому же весьма редко высшие офицеры давали во время войны политические интервью. 27 февраля в американской прессе появилась телеграмма из Лондона, в которой говорилось, что ввиду растущей деморализации России в лондонских политических кругах усиливается мнение, что для Японии настал момент действовать. И наконец, 28 февраля в американских газетах было напечатано полуофициальное сообщение из Вашингтона, в котором говорилось, что Япония сделала Америке и союзникам предложение начать совместные военные действия в Сибири в целях спасения обширных военных запасов, сконцентрированных во Владивостоке и по Сибирской железной дороге
