Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование - [83]

Шрифт
Интервал

До того как разразился этот скандал, Тоцкий пытался соблазнить Настасью Филипповну своим собственным щедрым предложением: 75 000 рублей за то, чтобы она согласилась выйти замуж за Ганю. Однако эти деньги, описываемые как «капитал», открыто предлагаются для того, чтобы «обеспечить ее участь в будущем», то есть в качестве просчитанной компенсации будущих расходов, а не как безумная спонтанная «жертва»[581]. Более того, этот капитал невидим: его существование обусловлено финансовыми институциями, и, учитывая принципы их обычного функционирования, он существует исключительно виртуально и не может быть брошен в камин[582]. По контрасту, пачка денег Рогожина, переходящая от одного персонажа, далекого от утилитарных расчетов, к другому, определенно не «капитал», и в романе не предлагаются никакие пути инвестиций этих денег во что бы то ни было. Спасенная из огня пачка денег оказывается в руках Гани, который, наперекор своей расчетливой натуре, возвращает ее Мышкину. Подразумевается, что князь потом возвращает ее Настасье Филипповне, а она, как свидетельствует сцена на именинах, не собирается никак использовать деньги, которые готова была уничтожить. Выжив в огне, они продолжают циркулировать вне коммерческого обмена, потому что, после того как в них оказываются инвестированы гордость Рогожина, Настасьи Филипповны и Гани, их ценность становится ни с чем не сопоставима. Потеряв меновую стоимость, эти деньги также несут на себе отпечаток безумия: деньги, «брошенные ему [Гане] тогда сумасшедшею женщиной, которой принес их тоже сумасшедший человек», продолжают переходить от героя к герою, потому что никто не хочет их присвоить[583]. Их невозможно рассматривать вне контекста, в котором они впервые появляются в романе, когда Настасья Филипповна бросает их в огонь, сопротивляясь попыткам превратить в товар ее самое. Вполне возможно, что эти деньги вернулись бы потом обратно к Рогожину, учитывая то, как резко Настасья Филипповна отказалась их тратить. Где бы в итоге эти деньги ни оказались, они сохраняют свою эмоционально заряженную ценность и связь со своим источником – состоянием патологически страстного Рогожина, что придает им неисчислимую эмоциональную ценность.

Деньги Рогожина, которые невозможно ни уничтожить, ни потратить, метонимически отсылают и к самому персонажу, и ко всему купеческому сословию. Рогожинские деньги, которые не могут послужить посредником в обмене товаров, лишь подчеркивают его природную скупость, которая унаследована им по семейной линии. Однако в описании характера Рогожина есть некое противоречие, которое хорошо иллюстрирует напряженные отношения между системой персонажей и сюжетом в «Идиоте». С точки зрения типологии литературных героев Рогожин – скупец, принадлежащий к группе персонажей типа купца Кузьмы Кузьмича Самсонова в «Братьях Карамазовых» и других скупых аскетов из ранней прозы Достоевского[584]. Однако для того чтобы он мог фигурировать в сюжете как поклонник Настасьи Филипповны, его яркая, чрезмерно бурная внутренняя жизнь должна выйти за рамки узкой конвенциональности типа скупого купца. Рогожин демонстрирует свою готовность необдуманно тратить порученные ему отцом деньги на бриллиантовые подвески для Настасьи Филипповны[585]. Вместе с тем как представитель сословия, к которому принадлежали и его предки, он должен, как и поколения купцов до него, быть одержим деньгами. Как наиболее яркий представитель купеческого сословия в романе, Рогожин наделен характерными для героев-купцов чертами, такими как нелюбовь к переменам и эмоциональная привязанность к деньгам. Описывая семейный дом Рогожина, рассказчик отмечает, что хозяйство Рогожина не затронули изменения, которые произошли в петербургском городском пейзаже в последнее время: из старых домов типа того, в котором долгие годы жила семья Рогожина, немногие «выстроенн[ые] в конце прошлого столетия, уцелели именно в этих улицах Петербурга (в котором все так скоро меняется) почти без перемены»[586]. С улицы кажется, что дом стоит как бы вне исторического времени, тогда как его интерьер, с характерной сумрачностью и беспорядочным, но вековым убранством, служит как бы метонимией купеческой жизни. Мышкин говорит Рогожину: «Твой дом имеет физиономию всего вашего семейства и всей вашей рогожинской жизни»[587]. В комнате, где Мышкин встречается с Рогожиным, почетное место занимает потускневший портрет отца Рогожина. В ответ на вопрос Мышкина Рогожин поясняет, что, хотя его отец не был старообрядцем, он «говорил, что по старой вере правильнее»[588]. Религиозной общине старообрядцев в российской культуре XIX века часто приписывались особая предприимчивость и успех в деловых начинаниях[589]. Аскетичную сдержанность отца Рогожина подчеркивает его гневная реакция на то, что Рогожин тратит огромную сумму денег на подарок Настасье Филипповне. Портрет, с его «с подозрительным, скрытным и скорбным взглядом», еще более усиливает впечатление о враждебном отношении отца Рогожина, его семьи и всего купеческого сословия к внешнему миру и новым экономическим условиям


Еще от автора Кирилл Александрович Осповат
Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Рекомендуем почитать
Куда идти Цивилизации

1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Е-существа против людей

Эссе. Опубликовано: Игорь МАРКОВ (Игорь Росоховатский). Е-существа против людей? Газ. «Зеркало недели» (Киев) от 21.11.1998.


Был ли Навальный отравлен? Факты и версии

В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.


Памятник и праздник: этнография Дня Победы

Как в разных городах и странах отмечают День Победы? И какую роль в этом празднике играют советские военные памятники? В книге на эти вопросы отвечают исследователи, проводившие 9 мая 2013 г. наблюдения и интервью одновременно в разных точках постсоветского пространства и за его пределами — от Сортавалы до Софии и от Грозного до Берлина. Исследование зафиксировало традиции празднования 9 мая на момент, предшествующий Крымскому кризису и конфликту на юго-востоке Украины. Оригинальные статьи дополнены постскриптумами от авторов, в которых они рассказывают о том, как ситуация изменилась спустя семь лет.


Практик литературы (Послесловие)

Журнал «Роман-газета, 1988, № 17», 1988 г.