Русский путь - [13]

Западничество, например, полностью игнорирует фундаментальные идеологические понятия нашей жизни, не задаваясь вопросом о будущей роли России как сверхдержавы, о классическом мессианстве русского народа и т. п. Что касается национальных целей — ближайших или перспективных, — то западничество их просто не учитывает.

С другой стороны, осмысливая историю России, узнавая страшную правду о нашем прошлом и настоящем, вполне реально предположить, что прошлые ценности ложны и они должны быть отвергнуты.

Явное отсутствие новой идеологии, массированное разрушение старой приводит к массовой деидеологизации страны. Под этими знаменами процветают как элементарное шкурничество и пещерный индивидуализм «войны всех против всех», невиданной в цивилизованном обществе, так и мощные национальные идеологии, постепенно монополизирующие идеологический рынок нашей страны.

В такой ситуации славянофилы — «правые» имеют реальную возможность стать монопольными держателями идеологических акций в России, поскольку возникает явная угроза, что демократия (а это, несомненно, одна из главных ценностей западников) по мере возникновения неизбежных в нынешних условиях трудностей станет восприниматься все с большим равнодушием, а затем — с раздражением и озлобленностью: «Раньше был порядок и продукты, а сейчас?..» «Левая» волна может иссякнуть, и тогда маятник общественных направлений резко качнется вправо. «Левые» же в условиях переходного периода экономической реформы, связанного с трудностями, имеют в долгосрочной перспективе шансы многое потерять.

В стане «правых» — другая крайность: за плотным туманом идеологизации не скрыть беспомощности и дилетантизма их экономической и социальной программы. Скорее речь идет даже об отсутствии оной, поскольку варианты ее колеблются в диапазоне от возврата к командно–административной системе до абстрактных «самостоятельности» и «хозрасчета», которые кто–то куда–то должен внедрить. А может, и не должен?

Все явственней слышны требования обособить Россию от остального мира, и при известном стечении обстоятельств дело в «правом» стане вполне может к тому склониться. Упор программы «правых» на «ценности–завоевания» и вторичность (как бы автоматическую достижимость) экономического прогресса, радикализм в требованиях воплотить эти ценности, следствием чего непременно должно стать улучшение экономического положения страны, собирает под их знамена всех недовольных, которым в экономическом смысле терять нечего. Можно предположить, что при ухудшении экономического положения страны «правые» подпадут под давление маргинализующихся групп населения, резко выступающих против социальной дифференциации и склонных к насилию. Думаю, тут все понятно, ведь никаких других средств для воплощения ценностей «сверху», кроме насилия, история пока не изобрела.

Добавим, что экономическая реформа рыночного типа в подобной ситуации практически обречена.

Дальнейшее ухудшение экономического положения в этих условиях увеличит популярность наиболее экстремистских групп правого толка, выход которых на политическую арену со всеми вытекающими отсюда последствиями представляет немалую опасность демократическим преобразованиям.

С другой стороны, «правые» делают упор на русскую историческую традицию, проявляют внимание к достижениям русской религиозной философии. И все это, а также принципиальная готовность их к новому прочтению марксизма, позволяет делать прогноз о появлении новой идеологии–синтеза, способной вывести нас из беспамятства, по–новому осветить современный мир, определить цели, связанные с национальным возрождением. Парадокс в том, что появление такого идеологического синтеза возможно лишь на базе консервативных и охранительных социально–культурных установок «правых».

Парадокс ли? Думается, что нет, поскольку перестройка может свершиться только как консервативная революция, ибо, как ни странно, в закономерности революции–реформы заложен принцип: только консервативная революция имеет шанс стать радикальной. Радикальная же политическая революция несет в себе зародыш нового консерватизма, поскольку, резко продвигая вперед те или иные сферы общественных отношений с помощью насилия, государство не может не сузить сферу свободы в обществе, ведь оно же и формирует репрессивный аппарат, который лишь в случае благоприятного исхода может быть подвергнут постепенному демонтажу. Как показывает богатая практика революций, процесс демонтажа может затянуться на десятки лет, он чреват политической нестабильностью и даже кровопролитием.

Все так, но лишь достаточно радикальный поворот может стать революцией, и, если внешняя или внутренняя силы толкают страну на радикальные сдвиги, приводящие в конечном итоге к свержению правящей элиты, — судьба этой страны находится только в руках божьих. Десятки лет политической нестабильности, повторные перевороты и контрперевороты — все это или надолго растянет становление нового, или приведет к запаздыванию и необходимости повторения пройденного.

В том и состоит суть дела, что именно наличие старой, все более заинтересованной в реформах элиты, с одной стороны, позволяет расширять сферу свободы в обществе, с другой же, именно эта элита, сохраняя свою власть, должна опереться на новое, блокируя контрреволюцию, опасность которой исходит от оголтелых консерваторов.