Русский пасьянс: Записки датского журналиста - [33]

Фотографировал нас мой старый товарищ и коллега, итальянский журналист Джульетто Кьеза, давний друг Горбачева. Он-то и представил меня бывшему генсеку.

Фотография получилась редкая. Напрягшийся Горбачев с полуоткрытыми губами, не сумевшими выдавить даже подобие улыбки, стоял с застывшим в растерянности лицом в обнимку с ехидно прищурившимся человеком в бабочке.

На заднем плане виднелся красный плакат с надписью "Народ и Яблоко едимы!"

Я слышал, Горбачев потом немало удивился, увидев эту фотографию, занимавшую целый разворот в датской газете.

ДАТЧАНЕ — МИРНЫЕ ЛЮДИ

Получив заветный снимок "на память", я перешел в журналистскую атаку.

— Михаил Сергеевич, что вы думаете о Дании? — выпалил я совершенно идиотский вопрос, подкоркой помня: датского читателя интересует в иностранцах только одно — их мнение о Дании.

— Дания — замечательная страна. Датчане хорошие и мирные люди. Россия никогда не воевала с Данией. У нас с Данией мирные отношения уже пятьсот лет. Россия и впредь будет развивать добрососедские отношения с Данией… Горбачев бросал дежурные фразы, будто выступал на съезде КПСС.

Интервью явно не получалось, но я упорствовал:

— Михаил Сергеевич, а что вы думаете о будущем России? Можно ли победить коррупцию и остановить обнищание людей? Что бы вы сделали сегодня, если бы были президентом?

— Об этом я когда-нибудь позже расскажу, — отрезал Горбачев и растворился в толпе.

ПИСЬМО РЕЙГАНУ

Я вспомнил прошлое, молодого генсека Горбачева, эпоху перестройки. Как это было?

Ноябрь 1985 года. Москва. Накануне переговоров между Горбачевым и Рейганом в Женеве газета "Вашингтон Пост" опубликовала статью о предстоящей встрече лидеров сверхдержав.

К неудовольствию советских властей статья начиналась с цитаты из моего личного письма американскому президенту. Я обратился к Рейгану с просьбой поднять на встрече с Горбачевым вопрос о советских отказниках, которым власти не разрешали выехать на Запад для воссоединения со своими семьями.

К тому времени я третий год подряд безуспешно добивался разрешения на выезд из СССР в Данию к жене и дочери.

Американцы увязывали тогда свободу эмиграции с вопросами разоружения. Жесткая позиция Рейгана вынуждала СССР идти на некоторые уступки и выдавать выездные визы известным отказникам.

Свое письмо Рейгану я передал через тогдашнего посла США в Москве Артура Хартмана при почти мистических обстоятельствах.

Знакомый дипломат пригласил меня в резиденцию посла на праздник Хэллоуин, канун Дня Всех Святых. Живущие в Москве американцы ежегодно 31 октября отмечали этот праздник в знаменитом доме на Спасопесковской площадке, ставшем резиденцией американских послов в СССР ещё при Сталине.

Такого карнавала с переодеваниями я раньше никогда не видел.

При входе в посольскую резиденцию американские дипломаты, одетые в неказистые серые костюмы фабрики "Большевичка", с повязками "дружинник" на рукавах, проверяли у всех гостей паспорта и московскую прописку.

Посол Хартман вырядился в Черта. На лбу его торчали приклеенные бумажные рога, а на лице черной тушью были намалеваны усы и бородка.

Западные дипломаты и журналисты в советской милицейской форме и с бутылками водки в руках отплясывали гопак вокруг картонных гробов-коробок с выведенными на них красным фломастером именами покойных советских вождей: Брежнева, Андропова и Черненко. Всей этой похоронной процессией дирижировал Черт, распевая битловский хит "Снова в СССР".

По случаю карнавала я был в дурацком полосатом костюме, изображавшем форму узника сталинского ГУЛАГа. После "похорон коммунизма" я подошел к рогатому послу Хартману и попросил его передать мое письмо президенту Рейгану.

— Ваше письмо будет отправлено диппочтой прямо в Белый дом. Оно попадет президенту Рейгану в руки. Вы получите ответ, — заверил меня посол и по-дьявольски улыбнулся.

И действительно, ответ на письмо американскому президенту я получил уже на следующее утро. Правда, не от Рейгана, а от Горбачева. Точнее, от его КГБ.

НЕ СВЯЗЫВАЙТЕСЬ С ЕВРЕЯМИ

— Ну что же вы, Владимир Иванович, опять с жидами связались? — Я ещё не успел протрезветь после ночной попойки в посольской резиденции, поэтому бодрый голос в трубке неприятно резал слух.

Голос принадлежал оперативнику Пятого управления КГБ, занимавшемуся идеологической контрразведкой, психиатрическими репрессиями против диссидентов и борьбой с сионизмом, а попросту говоря — с евреями, желавшими выехать на историческую родину, в Израиль.

— Что вы имеете в виду? — наивно спросил я, потягиваясь в постели.

— Ну там же вчера среди гостей были в основном лица еврейской национальности из числа советских граждан. И вы среди них. Письмо Рейгану передали, в антисоветском шабаше участвовали. На гробах плясали, продолжал голос.

— Это же карнавал. Гробы Брежнева, Андропова и Черненко были шутовские, не настоящие… — Я будто оправдывался.

— Не произносите этих имен по телефону, — оборвал меня голос.

— А откуда вы знаете о моем письме Рейгану? — поинтересовался я, разыгрывая дурака.

— Мы все знаем. Не надо писать Рейгану. Он враг СССР и сионист. Поверьте нам, вам эти письма не помогут.

— А что поможет? — спросил я.