В советские времена у чекистов была шутка: не все шпионы — журналисты, но все журналисты — шпионы. В каждой шутке есть доля шутки, но когда меня действительно приняли за датского шпиона, мне было не до веселья.
Дело происходило в ноябре 1994 года в Тирасполе. В столицу Приднестровской республики я приехал с журналистским заданием от датской газеты "Экстра Бладет", где работал с первых дней эмиграции.
В Тирасполе стояла 14-я армия бывшего СССР под командованием генерала Лебедя — единственный гарант хрупкого мира после нескольких лет кровопролитных боев между правительственными силами Молдовы и "сепаратистами", как их называл официальный Кишинев. Еще не стихло эхо гражданской войны. По ночам в городе раздавались беспорядочные, надрывно-грудные автоматные очереди. На дорогах стояли блок-посты. У продовольственных магазинов выстраивались невообразимые очереди. В темноте. С четырех утра. Стояли за черным хлебом. Других продуктов не было. В очередях — старушки с серыми лицами. В ватниках. Жаловались: "Придешь к полпятому, уже ничего не достанется".
На опустевших улицах попадались редкие прохожие. Машины не ездили. Бензин был на вес золота. Зато на центральной площади гордо реял флаг с красной звездой и серпом и молотом. Символ независимости. От мира?
Запомнились изображения Ленина. В бюстах и на портретах. Во всех присутственных местах. В директорских кабинетах, в школьных классах, в красных уголках. Еще запомнились деньги.
У меня до сих пор хранятся хрустящие рублевые купоны с изображением Суворова. Казна пустовала. Шептались, что власти потратили последние средства на печатание тех купонов за валюту на Западе.
В гостинице, где я остановился, принимали только доллары. По сто за ночь. При средней зарплате местных жителей десять долларов в месяц.
Со мной был мой датский коллега Якоб Андерсен, военный корреспондент, начинавший ещё во Вьетнаме. Путешествовали мы на редакционном автобусе, и у нас, как назло, кончился дизель. Дизеля в республике тоже не было.
— Пишите президенту. Он на горючем задницей сидит! — посоветовал молодой солдатик на заправочной станции.
Я позвонил пресс-секретарю правительства. Куда ещё мог обратиться иностранный журналист в осажденном городе? Пресс-секретарем оказалась милая женщина, которая охотно взялась помочь. Записала нас на прием к президенту Игорю Смирнову в тот же день.
"Вот это демократия, — подумал я, — в какой ещё стране можно так легко попасть к президенту по мелкому бытовому вопросу?"
К зданию правительства, где помещался кабинет президента, мы подошли чуть раньше назначенного часа. Дабы убить время, решили пофотографировать друг друга на фоне статуи Ленина, одиноко возвышающейся на площади перед зданием. Не успел я пару раз щелкнуть камерой, как перед нами выросли милиционеры и люди в штатском. Вежливо попросили предъявить документы. Слава богу, визы были в порядке.
— Иностранцы, значит, из Дании. Придется вам пройти с нами. Вы нарушили закон республики! Памятник Ленину — режимный объект, — сказал милиционер.
В советском лексиконе слово "режимный" означало "секретный", "относящийся к безопасности государства".
Фотографирование "режимного" Ленина без специального разрешения властей приравнивалось к шпионской съемке военного объекта.
Нас препроводили в ближайшее отделение милиции. Милиционеры куда-то исчезли. Остались только люди в штатском. Пришел некий человек в черном костюме. Отвел нас в маленькую комнату, обклеенную обоями в цветочек. Комната выглядела по-спартански. Обшарпанный стол. Три табуретки. Бюстик Сталина на подоконнике, рядом с кактусом.
— А что это за фотоаппарат у вас такой маленький, небось шпионский? начал допрос человек в черном.
— Да нет, обычный. И пленка обычная — "Кодак", — ответил я и решил перехватить инициативу: — Не хотите закурить? — Я достал из кармана початую пачку "Мальборо" и положил её на стол.
