Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [53]

Шрифт
Интервал

Ведущее высшее учебное заведение Литвы в те времена являлось колыбелью польского национализма485. Ковалевский, как многие абитуриенты его поколения, симпатизировал этому движению. Знакомство с патриотичным историком Иоахимом Лелевелем и дружба с еще одним виленским студентом, Адамом Мицкевичем, только укрепили это чувство. На первом курсе Ковалевский стал одним из первых членов тайного общества «Филоматы» («Любители знания»), созданного Мицкевичем. Три года спустя он принял еще более активное участие в деятельности родственного общества «Филареты».

В последнее десятилетие царствование Александра I по всей Российской империи возникло много подобных подпольных групп с оппозиционными политическими целями. После смерти Александра в 1825 г. два таких общества в России и на Украине предприняли попытку государственного переворота, который вошел в историю как восстание декабристов. Что касается обществ «Филоматы» и «Филареты», то их деятельность оказалась предметом тщательного внимания царского правительства уже двумя годами ранее, во время карательных операций против польских националистов486. Власти не смогли убедительно доказать, что два клуба имели четкие политические цели, однако выслали 20 наиболее активных их членов, включая Ковалевского и Мицкевича, в другие регионы империи. Шестеро были высланы в Казань, где Ковалевскому и двоим его друзьям было предписано изучать в университете восточные языки487. Это был неуклюжий способ увеличить скромную численность студентов Эрдмана, но теперь, по крайней мере, у немецкого профессора было трое студентов, понимавших его лекции на латыни.

Ковалевский в полной мере извлек пользу из своих новых, пусть и вынужденных занятий. Он с тем же успехом осваивал арабский и татарский языки, с каким ранее изучил древнегреческий. При всей своей страсти к эпохи античности ссыльный польский студент разделил интерес казанских ученых к монгольским и тюркским корням данной территории. Его очаровала антология рассказов о Чингисхане и Тамерлане, которую ему поручил составить преподаватель татарского языка Ибрагим Хальфин, и он с готовностью отправился осматривать руины древнего Булгара, находящиеся неподалеку от Казани. Ковалевский позднее вспоминал, что «история Казанского ханства являлась целью моей работы» в первые три года учебы в университете488.

Когда Лобачевский спросил Ковалевского, готов ли тот провести несколько лет в Сибири, чтобы выучить монгольский язык, а затем, возможно, получить кафедру по этому предмету, тот не подпрыгнул от радости. Тогда, как и сейчас, восточные районы империи воспринимались как конец мира: удаленная, пустынная, ледяная тюрьма для преступников и политически нежелательных лиц. Он спрашивал совета у многих, в том числе у своих соотечественников Мицкевича и Осипа Сенковского, и все в один голос рекомендовали ему принять это предложение. В результате весной 1828 г. бывший студент-классик отправился в длительное путешествие вместе с Александром Поповым – еще одним студентом, несколькими годами его младше. И снова Ковалевский видел прежде всего позитивные стороны в сложившейся нелегкой ситуации. Пересекая Уральские горы в начале июня, в одном из писем он ликовал: «Переезд через Урал дает невиданные чувства. На самой высокой горе я стряхнул европейскую пыль с ботинок. Прощайте. Я в Азии!.. Какой-то новый воздух дунул мне в лицо»489.

Конечной целью путешествия для обоих служил Иркутск. Там основам литературного монгольского языка их должен был обучить Александр Игумнов, хорошо освоивший язык правительственный чиновник. Обучение подкреплялось практическими занятиями – общением с местным населением в ходе длительных поездок с остановками в окрестностях Иркутска и по более удаленным местам. Эрдман и один из его коллег дали студентам подробные инструкции изучить малоисследованные земли, которые будут служить им домом на протяжении трех лет, – их историю, географию, верования, этнографию, статистику, народную медицину и экономику. Короче говоря, они должны были докладывать обо «всем, важном или неважном», что попадется им на глаза490. При этом им было выделено щедрое финансирование на покупку книг и рукописей для университетской библиотеки.

Ковалевский и Попов послушно выполняли указания своих наставников, быстро осваивали монгольский язык и его более разговорный бурятский вариант. Ковалевский даже доехал до монгольской столицы Урга (ныне Улан-Батор), где познакомился с Хамбо-ламой, главой буддистской традиции Гелугпа, распространенной в Бурятии. Тот пригласил Ковалевского провести некоторое время в его резиденции – Гусиноозерском дацане. Этот визит, в ходе которого Ковалевскому разрешили наблюдать за ритуалами, беседовать с монахами, изучить обширную коллекцию религиозных текстов, породил интерес к буддизму, который ученый сохранил на всю жизнь. Ковалевскому также выпала большая удача оказаться в Иркутске в тот момент, когда через город проезжали члены одиннадцатой Русской духовной миссии в Пекине, которым предстояло 10 лет провести в столице китайской империи. Он ухватился за редкую возможность добраться до Пекина, где провел целый год, совершенствуясь в монгольском языке, а также приобретая знания в маньчжурском, китайском и тибетском


Еще от автора Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе
Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.


Рекомендуем почитать
Трость и свиток: инструментарий средневекового книгописца и его символико-аллегорическая интерпретация

Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.


Покорение человеком Тихого океана

Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.


Жены и возлюбленные французских королей

Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.


Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды

В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.