Русский консерватизм и его критики. - [10]

.

Все эти географические и культурные факторы явились причиной появления в России такой формы монархии, которая по своей власти превосходила все что-либо известное на Западе даже в эпоху абсолютизма. Шесть сотен свидетельств, оставленных европейскими путешественниками о своих впечатлениях от увиденного в Московии, тождественны в одном: эти путешественники никогда не знали монархии, которая обладала бы такими огромными полномочиями[46].

Российская монархия как суверенная власть возникла во второй половине XV века. До того русские правители были вассалами как Византии (в теории), так и монголо-татарской Золотой Орды (на практике). Захват Константинополя турками в 1453 году ознаменовал конец русской зависимости от Византийской империи. Сразу после этого распалась и Золотая Орда. В результате к 1480 году, пришедшемуся на княжение Ивана III, правители Московии смогли претендовать — сначала осторожно, а затем более настойчиво — на титул «самодержца». Перевод греческого «autokrates» слово означало суверена, т. е. правителя, независимого от какой-либо внешней власти в противоположность «вассалу». (Позднее, начиная со второй половины XVI века, это слово приобрело дополнительное значение — «неограниченный правитель»[47].) Термин «царь», адаптация «Caesar», тоже стал получать распространение и формально был принят в 1547 году. До того этот термин использовался исключительно в отношении хана Золотой Орды и императора Священной Римской империи[48]. Его принятие предполагало всемирную миссию русского правителя[49]. В течение последующего века правители Московии стали претендовать на имперские полномочия на том основании, что они являлись единственными православными суверенами и, по существу, единственными подлинными христианскими правителями в мире. Духовенство решительно поддерживало эти притязания, так как, по православной теории, церковь не могла существовать без императора[50].

Однако начиная с 1470 года и вплоть до 1917-го к русским правителям обращались и иначе — «государь». Обычно переводившееся как «суверен», это слово происходило из словаря манориальной экономики, где лендлорд назывался государем, а его подданные — «холопами», или рабами[3].

По древнерусской терминологии это слово [государь] обозначало прежде всего человека властного, но лишь в сфере отношений частных, а не публичных. Это был господин, хозяин (dominus), права которого распространялись на вещи и людей. Термины господин, господарь и государь в древнейших письменных памятниках употребляются безразлично, означая, в частности, рабовладельца и землевладельца…

С половины XIV в. термин государь начинает проникать и в сферы политические для обозначения представителей верховной власти. Такое применение произошло совершенно незаметно и естественно, так как великие князья были крупными хозяевами, землевладельцами и рабовладельцами, и в этом своем качестве были государями. Служба им на праве частном, хозяйственном не могла быть отграничена от службы государственной: такого различия еще не существовало[51].

По Ключевскому, слово «государь» означало «личную власть свободного человека над несвободным, над холопом»[52]. Эта терминология дает ключ к пониманию патримониальной природы зарождавшегося русского абсолютизма.

До последних десятилетий XV века правители Московии, подобно вассалам Византии и Золотой Орды, обладали только личной, а не государственной властью над своими имениями. Государственная власть принадлежала их иностранным повелителям: сами они были только сеньорами с разрешения своих монгольских правителей: «В границах своего удела он [князь] был собственно не политический правитель, а частный владелец. Его княжество было для него не обществом, а хозяйством; он им не управлял, а эксплуатировал его. Он считал себя собственником всей территории удела»[53]. И Иван I Калита (?-1340), верный вассал монгольского хана, в завещании обращался со своим московским княжеством, по сути, как с патримониальной собственностью — наряду с городами, деревнями, золотыми цепями и кубками[54].

Как только правители Москвы сбросили монгольское иго, они сразу же стали суверенами. Вполне естественно, что, как и раньше, они продолжали рассматривать свое владение как патримониальную собственность, унаследованную от своих отцов, для чего русские использовали термин «вотчина», эквивалент латинского «patrimonium». Вотчиной было и земельное поместье, и царство.

Юридическое отношение князя к управлению и государственной власти было патримониальным, таким же, как и его право на земельную собственность… Это была его собственность по прямому праву, не полученная, а всецело принадлежавшая ему по наследству и потому ни от кого не зависимая. В этом смысле княжество было вотчиной князя, и он распоряжался им, как любым другим имуществом[55].

Не было никакого различия между государственными полномочиями и частной собственностью, между potestas и dominium: княжества покупались и продавались как обычное недвижимое имущество. Так, например, в 1463 году Иван III приобрел Ярославль, вотчину, имевшую своих собственных, ярославских князей