Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [15]
Точка зрения неосталинистской общественности на историческую память проявилась в руководстве по истории для средних школ А. В. Филиппова, определившего Сталина «эффективным менеджером»[93]. Писатель и публицист Александр Проханов, редактор «левой» газеты «Завтра» классифицирует российский народ как «народ-сталинист»[94]. 5 марта 2013 г. в связи с 60-летием со дня смерти Сталина в очередной раз среди российской общественности разгорелись дискуссии «за» и «против» сталинизма.
Другая сторона ресталинизации части российского общества в настоящее время, однако, является формой протеста против неолиберальной политики в России, разочарование в который лучше всего описано Даниилом Граниным: «Значительная часть — это протест против нынешнего беспорядка, против нынешнего криминала, нынешней коррупции, взяточничества, и прочего бардака, в котором мы живем. […] Как ни странно, у нас была какая-то красивая идея жизни; другое дело, что она обанкротилась, что ее извратили, но что-то было, что-то было во имя чего можно было страдать… А что сегодня? Сегодня мы стали в хвост капиталистическим странам… мы сейчас какая-то нищая, полудикая капиталистическая страна… это плоды безыдейной жизни…»[95].
Какая из четырех точек зрения об исторической памяти возьмет верх в постсоветской России, нам предстоит увидеть, но устремление взгляда в прошлое — это симптом неутихающего идейного кризиса в современном российском обществе, все еще пребывающем в поиске объединяющей идеи, которая направит его взгляд в будущее.
Единый учебник истории России: патриотическое образование или краткий курс истории ВКП(б)?
«Должна быть какая-то каноническая версия нашей истории. […] Если мы будем изучать на Востоке историю одну историю, на Урале вторую, в европейской части третью, это будет разрушать единое пространство нашей многонациональной нации»[96] (Владимир Путин, Ростов-на-Дону 29 марта 2013 г.)
Вряд ли президент России имел в виду создание нового канона, этого не удалось достичь и в советское время, несмотря на все приложенные усилия (в своих последующих высказываниях по этой теме Путин не использует эту лексику, если это, конечно, не было фрейдистским ляпсусом). Канон не допускает альтернативного видения вне себя, а история, как и все гуманитарные дисциплины, призвана воспитывать критическое мышление, а не политкорректное клакерство.
Интерес Путина к истории не спорадичен, он порожден его политической философией, проявившейся еще во время его первого президентского срока, и исповедующей максиму/мантру Александра Солженицына о «сбережении народа», или построении патриотической вместо советской идеологии. Забота о памяти нации становится неотъемлемой частью внутренней политики Россия именно при Путине, и выражается не только в периодическом контроле исторического образования, но и в создании новых национальных праздников, новых национальных героев[97], новой патриотической концепции, подход которой директивен.
Директивный подход к патриотизму — еще 16 февраля 2001 г. была опубликована первая государственная программа «Патриотического воспитания граждан Российской Федерации на 2001–2005 годы». Программа предусматривает военно-патриотическую систему воспитания, причем в этом тексте упоминается еще о «противодействии искажению и фальсификации истории Отечества»[98].
После постановления правительства была создана концепция патриотического воспитания граждан Российской Федерации, опубликованная в 2003 г. с официализацией понятия «малая Родина»[99].
Каждую пятилетку принимается новая, дополненная патриотическая программа, при этом учреждается и памятная медаль «Патриот России»[100].
Помимо тонн бумаг с повторяющимися определениями результатом этого административного подхода к патриотизму является стимулирование краеведческих исследований, организация государственных межрегиональных конкурсов «малая Родина», посредством чего возрождается интерес к местной истории в провинциях Российской Федерации.
Если внутренней причиной особого внимания Путина к истории являлась разделенная философия Александра Солженицына, то внешнеполитическая представляет собой попытку подмены памяти о Победе 1945 года в официальной лексике Европейского Союза (особенно в бывших советских прибалтийских республиках, не скрывающих свои симпатии к нацизму, и в Польше, в постсоветском лагере — в Грузии при Михаиле Саакашвили, а также и в Украине). В последней, по мнению президента, находящегося у власти, при Викторе Ющенко коллаборационист Степан Бандера был объявлен национальным героем, тогда как Виктор Янукович низвергнул его с украинского пантеона.
В последние годы в России наблюдается последовательная внешнеполитическая зависимость в принятии политических решений об исторической памяти. Внешнее давление, распознаваемое российскими современными консерваторами (Сергей Нарышкин, Наталия Нарочницкая, Игорь Панарин и др.) как «информационная война», а также «сетевая война» (Александр Дугин), в сущности, представляет собой естественную трансформацию Холодной войны, и в настоящее время выражается в борьбе за культурно-политическое влияние далеко за пределами политических границ.
