Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим - [14]
Перед формированием Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России «Книги памяти» издавались без проблем по совместным российско-немецким, российско-польским и др. проектам, ссылаясь на Закон о реабилитации жертв политических репрессий от 18 октября 1991 г. В Архангельске за период 1997–2007 в том же информационном центре при УВД были обработаны архивные данные о польских выселенцах и спецпереселенцах за 1940–1941 г. В Варшаве было издано семь томов (на русском и на польском языках) с данными о более 56 тыс. поляков[88].
Дело против проф. Супруна было возбуждено со ссылкой на Закон «О персональных данных» от 2006 г., но в параграфе 2 этого закона уточняется, что «Действие настоящего Федерального закона не распространяется на отношения, возникающие при: … использовании содержащих персональные данные документов Архивного фонда Российской Федерации и других архивных документов», а в ст. 6.6 четко прописано, что «согласие субъекта персональных данных… не требуется в… случаях», если «обработка персональных данных осуществляется в целях профессиональной деятельности журналиста, либо в целях научной, литературной или иной творческой деятельности при условии, что при этом не нарушаются права и свободы субъекта персональных данных»[89].
Другим документом, на который ссылалось следствие против проф. Супрун, являлся приказ № 375/584/352 от 25 июля 2006 г. трех ведомств: Министерства культуры, Министерства внутренних дел и ФСБ. Пункт III. 17 приказа гласит, что «Пользователь обязан соблюдать режим конфиденциальности в отношении ставшей ему известной информации, использование и распространение которой ограничивается согласно законодательству Российской Федерации». По мнению журналиста Георгия Рамазашвили, приказ № 375/584/352 был издан, чтобы заблокировать Закон «О реабилитации жертв политических репрессий»[90].
Проблема обвинения заключалась в основном в отсутствии определения понятия «персональная и семейная тайна» в российском законодательстве, ввиду чего проф. Михаил Супрун был освобожден от уголовной ответственности за разглашение «персональной тайны» по истечении двухлетнего срока давности. Полк. Александр Дударев, однако, был приговорен к одному году условно за превышение должностных полномочий.
Историк Борис Соколов с основанием предположил, что Архангельское дело закроет для исследователей все дела после 1936 г. (ввиду 75-летнего срока защиты персональных данных) и, что основной причиной является не столько страх перед исками о компенсациях родственникам репрессированных, сколько введение цензуры в отношении истории[91].
«Дело историков» — это часть различного понимания исторической памяти в постсоветской России после 1991 г., в котором можно разграничить четыре основные точки зрения.
Точка зрения центральной власти двойственна.
Кремль, с одной стороны, создает «Комиссию при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России» (2009–2012) и провозглашает необходимость написания единого учебника по истории (2013 г.), сохраняя, таким образом, идеологический подход к истории, заменяя марксизм патриотической идеологией.
С другой стороны, по распоряжению президента Дмитрия Медведева после трагической и символической гибели польского президента Леха Качиньского по пути к мемориальному комплексу в Катыни (10 апреля 2010 г.) на официальном сайте российских архивов были размещены отсканированные документы по Катынскому делу, т. е. «Папка № 1» с решением Политбюро от 5 марта 1940 г. о расстреле польских офицеров (исключение было сделано только для списков прямых участников экзекуции), и, тем самым, Россия показала, что не только признает вину Сталина и Политбюро за случившееся (еще в 1993 г. Борис Ельцин во время посещения Польши официально попросил прощения), но и предоставила широкой общественности право ознакомиться с деталями события. Того же самого нельзя сказать о польской стороне, которая не извинилась за гибель российских военнопленных во время Российско-польской войны (1919–1921), умерших от голода. Польские историки, однако, совместно со своими российскими коллегами издали сборник с документами «Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 г.г.» (2004 г.), продемонстрировав тем самым, что академические среды быстрее находят общий язык и не являются рабами стереотипного мышления.
Точка зрения провинциальной власти после официального поиска «честной истории» Кремля (2009 г.) реагирует Архангельским делом, или «Делом историков» (2009–2011), чем подтверждает правило консерватизма провинции в отношении центра, и ставит начало исторической цензуре вопреки Закону о реабилитации жертв политических репрессий (1991 г.)
Точка зрения либеральной постсоветской общественности также вносит свой вклад в историческую цензуру — на сей раз, как общественное, а не административное давление, в результате которого был запрещен учебник «Истории России 1917–2004» (изд. 2005,2008,2010) профессоров МГУ им. М. В. Ломоносова А. С. Барсенкова и А. И. Вдовина, обвиненных либеральными общественниками в «ксенофобии», «экстремизме» и разжигании национальной розни. Экспертная комиссия Учебного совета Исторического факультета МГУ обнаружила фактологические неточности, спорные трактовки и недостоверные источники в учебном пособии
