Русский Амаду, или Русско-бразильские литературные связи - [50]

      Много, много раз за полвека нашей братской дружбы, я был свидетелем того, как Доривал Каимми сочиняет. Не прошло и двух недель, как он был здесь, и в этой деревенской тишине сочинял песни об Ильеусе и крае какао. Волшебные руки гитариста сотворили чудо: на моих глазах рождалась и обретала свои очертания Баия. Дома, улицы, народ-метис, улыбающиеся сильные негры, старики с их легендами, моряки с бронзовой кожей, женщины редкостной красоты, и такая воля к сопротивлению, и такое несокрушимое стремление к свободе" (98, С.144).

      А вот так он писал о том же Каимми в "Каботажном плаваньи":

      "Этот сеньор Доривал Каимми, мой подельник и сообщник..., признался, что этой коробкой хотел компенсировать мне те многочисленные трости, палки и посохи, которые он у меня украл... Много чего еще похитил у меня певец байянских красот, но никогда не прощу ему радиоприемник, вывезенный из Москвы и подаренный мною дочери Паломе, в ту пору еще не вышедшей замуж. Доривал попросил одолжить его, он, дескать, хочет послушать репортажи с чемпионата мира по футболу - как раз начинались игры 1970 года - и, разумеется, заиграл. Никогда больше не увидела Палома своего маленького транзистора" (105, С.39).

      Почувствовали, как говорится, разницу? И таких примеров можно привести еще много. Что все это значит? Когда Амаду был настоящим: в "Каботажном плаваньи" или во всех своих предыдущих книгах? Неужели в 1992 году он снял, наконец, маску? Или, напротив, по какой-то причине натянул ее? Возможно, если бы "Каботажное плаванье" стало последней книгой Амаду, то эти вопросы так бы и остались без ответа, но после воспоминаний он еще написал "Открытие Америки турками" и "Чудо в Пираньясе". И там мы видим родного нам, прежнего Амаду. Да и в книге Алис Райяр "Беседы с Жоржи Амаду" (458), изданной всего лишь двумя годами раньше, в 1990 году, он говорит о том же самом, но - по-другому, как "прежний" Амаду. Что же произошло за эти два года, разделяющих "Беседы" и "Каботажное плаванье"? Что заставило Жоржи играть (без особого успеха) не свойственную ему роль? Объяснение одно - крах Советского Союза в 1991 году. Жоржи Амаду, как и все бразильцы, не отличался патологическим постоянством. Но с нашей страной его связывали действительно неразрывные узы. Он был совсем юным, пылким и впечатлительным, когда любовь к СССР запала в его душу. Вот как он сам об этом говорил: "С сердцем, полным благодарности, вспоминаю я сейчас глубокое, неизгладимое впечатление, которое произвел на меня первый прочитанный мною советский роман. Было это в далеком 1931 году. Я был тогда молодым писателем, страстно и трагически искавшим свой путь гражданина и стремившимся найти верное направление для своего творчества. Маленькое бедное издательство "Пас", созданное усилиями прогрессивных людей того времени, начало свою деятельность публикацией романа "Железный поток" Серафимовича. До сего дня сохраняю я в памяти моей огромное впечатление от этой страстной книги. Ее страницы донесли до нас горячее дыхание революции, картину шторма и созидания нового мира.

      С тех пор я чувствовал себя связанным с романом и писателем, связанным с этим миром, рождающимся в буре; я чувствовал свою связь с идеями, которые дают людям, защищающим их, эту героическую силу гигантов" (145).

      И как бы позднее ни пытался Амаду выглядеть независимым, как бы ни сердился на нас, связь эта не прерывалась. И вдруг в 1991 году оказывается, что его любимая страна пересела (если использовать метафору бразильского критика) не просто в другой трамвай, но и едет в обратную сторону! И вот он лихорадочно пытается догнать новую Россию, прерывает работу над очередным романом и пишет "Каботажное плаванье", хотя всего лишь два года назад в беседе с французской журналисткой уверял, что не собирается писать воспоминания, чтобы не переоценивать свою жизнь (458, Р.142).

      Но поезд, или в данном случае трамвай, уже ушел. Если бы книга была напечатана в 1974 году, она произвела бы фурор. Но к 1994 году, когда впервые были опубликованы отрывки из книги воспоминаний, Россия уже устала от разоблачений сталинизма, а в 1999, когда книга вышла отдельным изданием, пожалуй, была бы не против "реставрации".

      В общем, тираж в 5 тысяч экземпляров долго стоял на полках книжных магазинов. В нашем городе книга не распродана до сих пор.

      Рецензии на это произведение были соответствующие. Если для итальянского журналиста Кьериги "Каботажное плаванье" - это история целого поколения писателей, поэтов, интеллектуалов, многие из которых бегут из Латинской Америки или из франкистской Испании и ищут прибежища в утопии социализма, но попадают в ледяной холод, который еще сильнее отчаяния, побудившего их бежать. "Здесь тоже слышны тяжелые шаги в ночи, здесь тоже их подстерегает страх" (235); то наши рецензенты обратили внимание только на перси актрисы Серовой, да на некие зоофилические воспоминания. Этот эпизод особенно потряс российских критиков. Одна рецензия так и называется: "О хорошем отношении лошадей" (209). Как ни печально, но надо признать, что автор сам в этом виноват. Попытка понравиться "новой" России не удалась.