Русский Амаду, или Русско-бразильские литературные связи - [49]

      Любовь, освободившись от экономической зависимости, стала более прочной и - я убежден в этом - более романтичной. Равенство мужчины и женщины, общность их интересов дают возможность создавать семью на основах, гораздо более прочных, чем в капиталистическом обществе... Путешествуя по необъятным просторам Советской страны, вы не раз сможете наблюдать советскую женщину - величавую и мужественную, великолепную в своем энтузиазме, соревнующуюся с мужчиной во всех областях жизни. Она ведет поезда по просторам Сибири, вдохновенно играет на сцене, управляет трактором, водит самолеты, склоняется над приборами в научных лабораториях, из бесформенных каменных глыб создает редкие по красоте и изяществу скульптуры" (79).

      А вот, что написано в 1992 году в "Каботажном плаваньи":

      "Здешние женщины - отнюдь не пуританки: что попросишь, то дают, а иногда и просить не нужно... Бедные советские женщины! Жертвы предрассудка и невежества, они слыхом не слышали о "Камасутре", они обречены на одну и ту же неизменную и вечную позу "папа-мама", а если захотелось разнообразия, остается только адюльтер, который практикуется у них весьма широко. Они ищут себе нового партнера, легко его находят - и тут выясняется, что поменяли шило на мыло: все то же пресное убожество" (105 С.277).

      Если честно, я оскорблена до глубины души, тем более, что здесь нет ни слова правды. Интересно, откуда же взялись такие дамы, которые отважились в 1948 году что-то предлагать иностранцу? Неужели это были приставленные к нему НКВДешницы?

      Другой пример касается Михаила Шолохова. Так Жоржи Амаду писал о нем в 1975 году:

      "Шолохов - один из самых замечательных писателей нашего времени. Воссоздавая эпоху подобно тому, как она была воссоздана Толстым в "Войне и мире", шолоховская эпопея "Тихий Дон" обладает огромным творческим воздействием, которая редко встречается в мировой литературе, и представляет собой одно из величайших свидетельств жизни русского народа. Это произведение возвышается над всей литературой, в каких бы измерениях мы его не рассматривали - с точки ли зрения своеобразия позиции автора или его жизненного пути, это произведение поистине грандиозно" ( 155, С.5).

      А так в 1992:

      "Михаил Шолохов разочаровал меня при первом же знакомстве. Я был в числе тех, кто встречал на вроцлавском вокзале прибывшую на Конгресс миролюбивых сил советскую делегацию, куда входил Шолохов. Пьяный, он вывалился из вагона на перрон, один-единственный раз почтил своим присутствием заседание, пьяный уехал обратно в Москву. Чем больше я узнавал о нем, тем сильнее становилось мое отчуждение. О нем отзывались скверно - партийный функционер, аппаратчик, интриган, доносчик, провокатор, великорусский шовинист, дрожь пробирала от историй о его догматизме, о гнусном поведении в разных обстоятельствах..." (105, С.75).

      И это говорит человек, лучшим своим другом считавший Фадеева! Думается, что причина неприязни к Шолохову в другом: по сравнению с Эренбургом, Фадеевым, Корнейчуком Жоржи Амаду - Писатель. А по сравнению с Шолоховым - всего лишь рассказчик историй. Вот и вся правда.

      Следующий пример к политике никакого отношения не имеет, речь идет о друге Амаду, Доривале Каимми. Это имя мало что говорит русскому читателю, хотя с творчеством его знакома вся (без исключения) страна. Это музыка Доривала звучит в "Генералах песчаных карьеров", "Рабыне Изауре" и еще нескольких сериалах, демонстрировавшихся на Первом канале. Вот как говорил о нем Амаду в 1976 году в книге "Бухта Всех Святых":

      "Поэт, композитор и певец Доривал Каимми является сегодня ключевой фигурой народной бразильской музыки, можно сказать, что он - сам бразильский народ с его чистым голосом, с его глубокой и нежной мелодией... В его жилах смешалась негритянская и итальянская кровь, он родился у моря в Баии. Баия - это проматерь Бразилии, где метизация определяла и определяет генеральную линию национальной культуры. Каимми стал певцом народной жизни, певцом красоты, драмы и тайны земли и людей Баии. С юношеских лет он в гуще народной жизни, которая кипит на улицах, склонах и переулках волшебного города, среди народа, который способен выжить и идти вперед, несмотря на ужасные условия жизни, побеждая нищету и гнет, чтобы смеяться, петь и танцевать, преодолевая смерть, чтобы творить праздник. Каимми не понаслышке знаком с трагедией, душой и магией несравненного города, с его народом, отбросившим предрассудки и сделавшим смешение крови и рас своей жизненной философией. В этом городе, среди этого народа истоки его творчества, реалистичного, иногда даже жестокого, и одновременно исполненного такой магической силы...

      Лично я воспринимаю творчество Каимми как родную сестру своего. Они дополняют друг друга и наверняка составляют единое целое. Мы описываем одни и те же события, одни и те же чувства. Если бы я был музыкантом, я писал бы его музыку, как, без сомнения, он бы писал, конечно, лучше меня, книги, которые пишу я. Поэтому я говорю об этом композиторе с такой свободой, словно, я говорю о самой Баие. Она встает у меня перед глазами вся, целиком, каждый раз, когда я слушаю песни Доривала.