Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории - [44]

. При встрече с Серафимовым экзарх заверил его, что «интересы патриархии далеко не совпадают с желаниями греческого правительства»[329]. Однако авторитет патриархии на Афоне на тот момент был сильно подорван агитацией митрополита Мелетия, и потому воздействие со стороны патриархата не могло иметь такую силу, как со стороны греческого правительства[330]. По представлению константинопольского посольства министр иностранных дел С. Д. Сазонов высказал свое возмущение действиями Кинота греческому посланнику в Петербурге и поручил российскому представителю в Афинах переговорить по этому поводу с Э. Венизелосом[331]. По всей видимости, энергичные меры протеста имели некоторое воздействие. С роспуском Кинота в середине декабря на Афоне наступило некоторое затишье, и Б. С. Серафимов был отозван[332].

Вопрос о статусе Афона продолжал обсуждаться русскими дипломатами и Э. Венизелосом в 1914 г. Желая заручиться поддержкой России, Венизелос был согласен на некоторые уступки в афонском вопросе. В мае 1914 г. М. Н. Гирс вручил Д. Панасу план международного положения Афона и заявил о начале переговоров. Условиями русской стороны было: 1) подчинение Афона патриарху; 2) политическая власть на Св. Горе осуществляется комиссаром, назначаемым Грецией и подчиняющимся МИД; 3) Греция не предпринимает на Афоне мер общего характера без согласования с Россией; 4) русское правительство имеет право защищать русских монахов; 5) Россия имеет право назначать на Афон чиновника с правами дипломатического представителя[333]. Греческое правительство в ответ на русский план выдвигало предложение о русско-греческом кондоминиуме на Афоне. Греки предлагали решить национальный вопрос путем введения для монахов двойного подданства: афонского — внутри Святой Горы и первоначального, которое они имели до прихода на нее — вне Афона. Другие православные государства, как было заявлено российскому послу в Константинополе М. Н. Гирсу, даже не имеют права участвовать в решении вопроса о статусе Афона[334]. С началом первой мировой войны и разделением греческих политиков на германофилов и сторонников Антанты вопрос перестал быть предметом активного обсуждения на дипломатическом уровне. Русское правительство вплоть до Октябрьской революции не признавало фактического присоединения Св. Горы к Греции. Временем окончательного включения Афона в состав Греции можно считать лишь 1926 г., когда греческое правительство издало постановление о том, что все монахи должны иметь греческое гражданство.

* * *

После разгрома имяславцев наступает период постепенного упадка русского афонского монашества. В одном из последних своих донесений Серафимов по просьбе посла приводит приблизительную статистику населения Афона на ноябрь 1913 г. Русских монахов, в том числе проживающих в болгарской и румынской обителях, около 4 100 человек; греков немногим более 2 700, румын до 525, болгар до 250, сербов — 75. Всего монашеское население Афона составляет 7 650 чел. Соответственно русские составляют 53½ %, греки 35¼ %, румыны 7 %, болгары 3¼ %, сербы 1 %. Мирян на Афоне около 1 000–1 300 чел.; имябожников уехало 800–850 чел.[335]

Яркую картину жизни русского Афона 1913–1918 гг. дают донесения А. А. Павловского в русское консульство в Фессалонике[336]. Из этих отчетов мы узнаем, что в начале 1914 г. в Константинополе начались переговоры между Вселенской патриархией, послом М. Н. Гирсом и греческим посланником согласно постановлению Лондонской конференции. Это вселило некоторые надежды на решение вопроса о нейтрализации Св. Горы. Дальнейшие события, однако, развернулись не в пользу русских. С началом войны прекратилось движение пароходов РОПиТа, а соответственно, и поступление денежной корреспонденции на Афон. Часть русского населения Афона была мобилизована на фронт; начался разлад и в самой среде монашества[337]. Согласно подсчетам А. А. Павловского, до начала смуты имябожников на Афоне было 4 800 русских иноков, до наступления войны 3 600, на Пасху 1915 г. — 2 885. С 1913 по 1916 г. русское население Афона уменьшилось на 2 200 человек. В 1917 г. русских, по сведениям Павловского, на Св. Горе было 2 460 человек[338]. Несколько другие цифры дает статистика МИДа: в 1917 г. греков на Св. Горе было 6 500 человек (61,9 %), русских 3 500 человек (33,3 %), болгар 300 человек (2,9 %) и румын 200 человек (1,9 %). После Октябрьской революции, когда русские монахи перестали получать поддержку от своего государства, а новые иноки из России уже не имели возможности приехать, можно говорить только об умирании русского монашества на Св. Горе. «Золотой век» русского Афона закончился.

Заключение

Итак, период между окончанием русско-турецкой и началом Первой мировой войн был временем наивысшего расцвета русского монашества на Афоне. Несмотря на противодействие со стороны патриархии и греческих монастырей и ограничивающие указы русского правительства, стремление на Св. Гору было столь велико, что население русского Афона росло с каждым годом, а обители получали щедрые пожертвования. В сложной международной ситуации конца XIX — начала ХХ в. русское правительство не предпринимало активных шагов в политике на Балканах. Боязнь нарушить равновесие и спровоцировать вооруженный конфликт вынуждала МИД не только быть крайне пассивным в восточных делах, но и вовсе самоустраняться в спорных вопросах. Еще более осторожной была линия духовного ведомства: консервативная «замораживающая» политика К. П. Победоносцева сменилась полной беспомощностью при его преемниках. Не желая поддержать в македонском вопросе ни болгар, ни патриархию, российский Св. Синод отворачивался и от своих соотечественников на Афоне. Нередко разумные инициативы со стороны дипломатов на Балканах и Ближнем Востоке сталкивались с непониманием в духовном ведомстве и пресекались не в меру осторожными чиновниками Синода; иные вопросы, требовавшие быстрого решения, застревали в многолетней бумажной волоките. Непоследовательность политики и отсутствие единой четкой линии в отношении Афона приводили к тому, что русское монашество, с одной стороны, не имело надежной защиты от своего правительства, а с другой стороны, пользовалось достаточно большой свободой и бесконтрольностью. В результате этот мощный политический потенциал России на Православном Востоке не был использован в полной мере и не принес государству той пользы, которую мог бы принести. Русский Афон существовал не только независимо от противоречивой политики правительства, но порой даже вопреки ей. Он был своеобразным «русским островом» в Восточном Средиземноморье и служил мощным стержнем, на котором во многом базировался авторитет России в этом регионе. Как известно, история не терпит сослагательного наклонения. Трудно предположить, какова была бы дальнейшая судьба русского Афона, если бы в России не произошли трагические события 1917 г. Несомненным остается одно: русское монашество Св. Горы оказало большое положительное влияние на духовную жизнь как христианского Востока, так и своего отечества.