Русские ушли - [91]

В уходе за ракетами и заключалась служба. Чтобы мало не показалось, солдатам вменялось в обязанность следить за состоянием маленького военного аэродрома для аппаратов с вертикальным взлетом. Такие аэродромы были в каждой пограничной части. В прошлом веке обитатели Старого не выиграли войну только потому, что у них не было самолетов. Потом-то завели повсюду, но за отсутствием мотивации боевая авиация загнулась по-тихому. Только вертолеты остались. Летали с материка. Гражданский авиапарк худо-бедно существовал, но те пузатые чудовища садились на взлетно-посадочную полосу в Южногорске. На аэродром в части их не посадишь при всем желании — длина полосы в сто метров. Даже не смешно. Хотя, говорят, самолеты на острове в аварийной ситуации великолепно садятся на брюхо — в снег. Шасси убирают и едут как на санках. Если повезет, и самолет не угодит в лес или в город — прямо к аэробусу подкатывает транспорт и доставляет пострадавших в церковь, где уже священник ждет. Если не повезет, тогда тот же транспорт волок останки в местный морг.

А солдаты чистили свой аэродром. Пидорасили как сволочи, все сверкало. Чуть дальше находилась метеослужба, тоже военная, так метеорологи жутко завидовали артиллеристам — мол, нам бы ваши руки для ухода за нашими площадями. Ротный иногда отряжал взвод на помощь коллегам. За какие шиши — Майкл не ведал. И не хотел, если по правде.

Два раза в год рота выезжала на полигон — учения устраивать. Полигон располагался в полутора километрах южнее, и в этом отношении больше, чем артиллеристам, везло только десантуре, на чьей территории полигон и находился. Майкл на учениях был только однажды, вынес два урока: сигарет с собой надо брать больше и ни в коем случае нельзя пить с метеорологами. Куда в них, мерзавцев, столько влезает?!

Все остальное время артиллеристы ждали. Ждали, пока в поле действия радара не попадет «инородный объект». Тогда начнется то ради чего затевалась вся эта чертова служба. Полетят команды, толстое тело ракеты выпрыгнет из шахты и понесется в небо, угрожающе завывая. И там, на орбите, настигнет роботизированный кораблик Чужих, разнося его в пыль.

Ротный как-то сказал, что на его памяти приказа осуществить боевой пуск не случилось ни разу. Но это не означало, что боевая тревога не разбудит часть никогда. Ведь чтобы Чужие не проскочили через их сектор, они тут и торчали, сгнивая заживо от авитаминоза и сходя с ума от скуки. Офицеры пили запоем, солдаты развлекались побоями.

А Майкл злобно ворчал на себя: глупость совершил. Надо было оставаться во внутренних войсках. Или согласиться служить при Штабе. А он, идиот, напросился на худшую из служб. Погеройствовать захотел. Догеройствовался, мля.

Хоть бы Чужие через них пролетели, что ли.

Все веселей жилось бы.

* * *

В Южногорск пришла весна. Снег почти растаял, солнце пригревало ощутимо. Солдаты вылезли из полярных бушлатов и демонстративно носили пилотки вместо шапок, хотя по Уставу зимний головной убор полагалось снимать не раньше первого июня. Из-под потемневших сугробов вылезала хилая зелень, ползла по мокрой черной земле, пробивая на сентиментальные восторги. Хотелось любви. И страшно было подумать, что скоро наступит короткое, как насмешка, южное лето, а ты служишь в армии.

Косыгин, с которым Майкл волею судеб сошелся ближе, чем с остальными сослуживцами, осунулся и побледнел. От ночных бдений над учебниками у него началась фотофобия. Он щурился, выходя на яркий солнечный свет, по бледным щекам текли слезы. Майкл вспоминал: в самом начале их общения Косыгин отзывался об интеллигентах свысока, мол, люди не знают, что такое работа. Больше Косыгин так не думал. Иногда он с ужасом спрашивал Майкла, каким образом тот ухитрился окончить университет. Самое главное — как у него хватило мужества пойти учиться второй раз. Умственный труд иссушил гладкое тело Косыгина, он радовался любой возможности поработать руками, а не головой, но бдительный ротный засекал эти попытки и снова засаживал его за тетрадки.

В конце апреля Майкл и Косыгин заработали сержантские нашивки. А в начале мая пришли новобранцы, и Косыгин выпросил у строгого ротного отпуск от учебы — молодых принять. В науке управления его наставлял Майкл.

— Ты как с ними обращаешься, едрить тебя, идиот?! — орал Майкл, когда они оставались вдвоем. — Ты вообще когда-нибудь поймешь разницу между давлением и прессингом?! Ты осел, ты просто задница, ты законченный кретин! Кого ты из них хочешь сделать?!

Дворников?! Ты, бля, понимаешь, что если начнется война, то эти пидорасы первым делом выместят свою ненависть на тебе?! Они не тебя должны ненавидеть, урод-в-жопе-ноги! Они должны ненавидеть потенциального врага, из-за которого ты вынужден их дрючить! Вы-нуж-ден! Ты не хочешь, но должен! И они это должны чувствовать! Плакать кровавыми слезами, получать от тебя по морде, но чуять, что ты не злобу свою на них вымещаешь, а готовишь к драке с вероятным противником! Что этот противник, мать его задери, умышляет плохое против матерей, сестер, жен каждого из нас! А мы только готовимся!

Косыгин вяло отругивался.