Русские суеверия - [273]
Рассказывали и о том, что от связи женщины с про́клятым мужчиной рождались дети, «но они через некоторое время пропадали без вести или… уносились вихрем и исчезали в воздухе. В таких случаях обыкновенно сваливают вину на про́клятых, которые, дескать, не хотят, чтобы частичка их крови осталась между крещеными».
Дети про́клятых достаются чертям, в чем заинтересована нечистая сила: такие ребятишки «приглядывают за хозяйством» нечисти, выполняют ее поручения (к шутовкам попадают и про́клятые родителями «не в час» дети, а также самоубийцы, опойцы – см. ПРО́КЛЯТЫЕ).
С кознями шутов и шутовок боролись посредством отчитывания (чтения над обольщенным молитв); смазывали обвороженных свиным салом; давали пить настой зверобоя, чертополоха. «Ежели натура больного преодолевала болезнь и страждущий выздоравливал, то значило: шутовку отогнали. Ежели больной умирал – это значило: шутовка разрушила его» 〈Железнов, 1910〉.
Бытовал на Урале и популярный сюжет о превращении про́клятой (шутовки) в обычную девушку: «Шутовка взвизгнула (при появлении священника с причтом. – М. В.), в виде жука завертелась и закружилась по горнице – попалась, голубушка! Шутовка ищет места, где бы улизнуть, но места такого нет; подлетит к дверям – там священник с крестом – жжет, к окну – там тоже жжет; к трубе – там тоже; к болтовой дыре – там тоже… А священники с причтом возглашают молитвы, поют ангельские песни, читают Евангелие, кадят кадилами, кропят святой водой – одно слово, вздохнуть не дают шутовке! Вилась, вилась шутовка по горнице, стукалась, стукалась о косяки да стены, напоследок измучилась, из сил выбилась и рухнула на пол, идно стены задрожали. Это значит нечистая сила (владевшая шутовкой. – М. В.) пошла сквозь землю. В эту самую минуту пропели петухи, и на место жука очутилась на полу девушка в красном штофном сарафане» 〈Железнов, 1910〉.
Несмотря на то что приводимые И. И. Железновым поверья о шутовках художественно им интерпретированы, они остаются традиционными и сходны с представлениями о русалках и про́клятых, отмеченными в других районах России (см. РУСАЛКА, ПРО́КЛЯТЫЕ).
В Костромской губернии синонимы наименования «шутовка» – «чертовка, чертеница, демоница, омутница». Шутовка живет в воде или около воды, она лохматая, черная. «Вылезет из воды, распустит клок и чешет волосы. В общем, шутовка очень схожа с русалкой, каковой здесь совсем не встречается, и даже имени ее, говорят, не слыхали» (костр.).
Я
ЯГÁ, ЯГÁ-БÁБА, ЯГÁЯ БÁБА, ЯГÁБИХА, ЯГÁБОВА, ЯГÁЯ, ЯГИ́НИШНA, ЯГИ́ХА, ЯГИ́ШНА
– Баба-яга, сказочный персонаж, обитающий в дремучем лесу; ведьма.
«На печи, на девятом кирпичи лежит Баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит» 〈Афанасьев, 1957〉; «Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирается, помелом след заметает» 〈Даль, 1882〉; «Баба-яга их напоила, накормила, в баню сводила» 〈Афанасьев, 1957〉.
В. Даль пишет, что яга – «род ведьмы или злой дух под личиною безобразной старухи». «Кости у нее местами выходят наружу из-под тела; сосцы висят ниже пояса; она ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа ее железная, везут ее черти; под поездом этим страшная буря, все стонет, скот ревет, бывает мор и падеж; кто видит ягу, становится нем» 〈Даль, 1882〉.
Яга живет «в глухом лесу, вне обычной сферы жизни человека; ее вид и положение в избушке противоестественны: „ноги на порожке, губы на сошке, руки из угла в угол, нос в потолок“ 〈…〉 руками она „печку садит вместо лопаты, ногами уголье выгребает, языком печку лижет“» 〈Черепанова, 1983〉. Яга может быть слепой на один глаз. Она оборачивается змеихой, кобылой, коровой, деревом, различными предметами.
О Бабе-яге, отталкивающего вида лесном божестве, колдунье, которая обладает многообразной властью, повествуют в основном сказки. Анализу этого образа посвящено много исследований, в том числе фундаментальные труды А. А. Потебни 〈Потебня, 1865〉 и В. Я. Проппа 〈Пропп, 1986〉. В. Я. Пропп считает образ Бабы-яги трансформацией образа архаического божества, некогда главенствовавшего в обрядах инициации, посвящения (первоначально, возможно, такое божество имело облик женщины-животного) 〈Пропп, 1986〉.
Особое внимание привлекает костеногость, одноногость Бабы-яги, связываемая с ее некогда звероподобным или змееподобным обликом: «Культ змей как существ, сопричастных к стране мертвых, начинается, по-видимому, уже в палеолите. В палеолите известны изображения змей, олицетворяющих преисподнюю. К этой эпохе относится возникновение образа смешанной природы: верхняя часть фигуры от человека, нижняя от змеи или, может быть, червя» 〈Лаушкин, 1970〉. По мнению К. Д. Лаушкина, считающего Бабу-ягу богиней смерти, одноногие существа в мифологиях многих народов так или иначе связаны с образом змеи (возможное развитие представлений о подобных существах: змея – человек со змеиным хвостом – одноногий человек – хромой и т. п.). В. Я. Пропп отмечает, что «Яга, как правило, не ходит, а летает, подобно мифическому змею, дракону». «Как известно, общерусское „змея“ не является исконным названием этого пресмыкающегося, а возникло как табу по связи со словом „земля“ – „ползающая по земле“», – пишет О. А. Черепанова, высказывая предположение, что исконным, не установленным пока названием змеи могло быть «яга» 〈Черепанова, 1983〉.
«Энциклопедия русских суеверий» знакомит читателя со сложным комплексом верований, бытовавших в среде русского крестьянства в XIX–XX вв. Ее основные «герои» — домовые, водяные, русалки, лешие, упыри, оборотни, черти и прочая нечистая сила. Их образы оказались поразительно живучими в народном сознании, представляя и ныне существующий пласт традиционной культуры.Бесспорный интерес вызывают широко цитируемые автором фольклорные и этнографические источники, архивные материалы и литературные публикации. Они приводятся практически без изменений, с сохранением диалектизмов и стилистических особенностей, свойственных рассказчику.Книгу сопровождают авторская статья «О незнаемом», словарь устаревших и диалектных слов и список литературы.
Составленное в форме хрестоматии исследование периода Хэйан (794-1185), который по праву считается временем становления самобытной национальной культуры. Основано на переводах текстов, являющихся образцами, как деловой документации, так и изящной словесности. Снабжено богатым справочным аппаратом. Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей и культурой Японии. Под редакцией И.С. Смирнова Составление, введение, перевод с древнеяпонского и комментарии Максим Васильевич Грачёв.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.