Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [5]
Итак, из приведенных возражений против двух вышеназванных критериев вырисовывается единственно возможным применение для выявления русских студентов XVIII — первой половины XIX в. территориального критерия. Оно, конечно, также не лишено недостатков. Данный критерий предполагает, что в каждом случае нам точно известно место рождения студента, которое можно нанести на карту и сопоставить его с обусловленной заранее территорией. К сожалению, это не так: хотя в матрикулах часто (а в XIX в. почти всегда) указывалось место рождения, но столь же часто оно заменялось на обобщенное указание страны, которое для России звучало как Russus, Rossius, Moscovitus и проч. (подробнее см. ниже). В таком случае студенты включались в наши списки, следуя уже высказанному соображению о том, что остзейские студенты никогда не обозначали себя как Russus, а для уроженцев Литвы и западной Белоруссии употребительным (вплоть до XIX в.) было обозначение Lithuanus. Таким образом, принятое допущение состояло в том, что прилагательное Russus однозначно указывало на уроженца центральных российских (или малороссийских) губерний.
С другой стороны, столь же однозначное отсечение всех студентов, которые в графе «место рождения» называли себя Livonus, Livländer и т. д., имеет тот недостаток, что, тем самым, мы лишаем себя сведений о людях, которые, хотя и родились в Прибалтике, но, окончив один из немецких университетов, в дальнейшем служили при российском дворе, жили в Москве или Петербурге и внесли вклад в общественную и государственную жизнь России. Количество таких людей, впрочем, в абсолютном отношении не может быть очень велико (хотя среди них, безусловно, были фигуры, сыгравшие серьезную роль в русской истории). Современные историки характеризуют прибалтийское дворянство в целом, вплоть до конца XIX в., как «узкую касту», нацеленную на сохранение своих позиций в регионе и сопротивлявшуюся процессам ее интеграции в состав империи[14].
В то же время подчеркнем еще раз, что неизбежная потеря информации является оборотной стороной освобождения от тысяч прибалтийских студентов, не имевших ничего общего с русской историей, которые в противном случае куда в большей мере исказили бы итоговый результат. К этому добавим, что сам выбор университета, совершаемый на этапе воспитания молодого человека его семьей или ближайшим окружением, предшествует последующей карьере, и поэтому даже если уроженец Прибалтики связал свою дальнейшую судьбу с Россией, его занятия в немецком университете все еще отражали характерные предпочтения именно остзейского дворянства.
Итак, территория, выходцы из которой в данном исследовании рассматривались как «русские студенты», совпадает с территорией Российской империи, из которой выключены прибалтийские (Эстляндия, Лифляндия и Курляндия), литовские (Виленская, Ковенская и Гродненская) губернии и Царство Польское. При более осторожном подходе, возможно, следовало бы исключить и другие бывшие территории Речи Посполитой, чьих выходцев можно было бы «интуитивно» (например, по фамилии?) счесть скорее как «польских», нежели как «русских» студентов. Однако уроженцев Минской губернии, Подолии, Волыни (как, впрочем, и вообще студентов, происходивших с территорий правобережной Украины и Белоруссии) нами было обнаружено в немецких университетах конца XVIII — первой половины XIX вв. так мало (из Минской губернии — 5 студентов, из Подолии — 7, из Волыни — 4), что решено было присоединить их к общим спискам. Основное же ядро территорий, откуда исследуемые нами студенты ехали в немецкие университеты, составили центральные российские города и губернии, а также левобережная Украина (Малороссия) вместе с Киевом (см. подробнее в статистическом обзоре).
Переходя к характеристике источников данного исследования, нужно зафиксировать два различных подхода, которые допускает здесь построение источниковой базы. На вопрос, а где вообще могли остаться следы пребывания русских студентов в немецких университетах указанного периода, возможны два ответа — или в источниках российского происхождения или в самих немецких университетах. Первый путь поиска предусматривает выявление фондов в российских архивах, где хранятся документы, связанные с учебой русских юношей за границей. Это архивы научных учреждений: Петербургской академии наук, университетов (хотя, к сожалению, архив Московского университета до 1813 г. практически не сохранился), а также высших государственных учреждений, контролировавших образовательную деятельность: Сената, Министерства народного просвещения; наконец, документы коллегии иностранных дел, где находится дипломатическая переписка, в которой могут упоминаться русские студенты за рубежом. Сюда еще можно добавить источники личного происхождения, содержащие свидетельства об обучении за границей: мемуары, дневники и письма.
