Русские сказки - [25]

В том же письме Сологуб отрицал факт существования у него «догадливых толкователей». «Весьма обрадован Вашим письмом, – отозвался Горький, – а особенно Вашим заявлением, что „догадливых толкователей" – нет ‹…› Мне приятно, что это печальное недоразумение окончилось без шума» (там же, ПГ-рл-40-15-2).[63]

Собирательный сатирический образ Смертяшкина действительно нельзя считать личным выпадом против Сологуба и Чеботаревской. В сказке пародируются стихи Ф. Сологуба, 3. Гиппиус и Вяч. Иванова, а также высмеиваются статьи критиков-декадентов о творчестве Сологуба. Говоря о «поэзах» Смертяшкина, Горький намокает на изысканно-претенциозные стихи И. Северянина. Описывая убранство стильной квартиры Смертяшкина, высмеивает быт многих интеллигентских семей.

Сатира Горького направлена не только против российского декаданса. Еще в статье «Поль Верлен и декаденты» (1896) Горький саркастически описывал повальное увлечение «культом смерти» во Франции, где действовал «Кабачок смерти». Его посетители смаковали мистические идеи, «сидя в гробах, заменяющих столы, и попивая вино из черепов, играющих роль бокалов» (Г-30, т. 23, стр. 129).

«Русские сказки», созданные в 1911–1912 годах, едины по своей философской и идейной концепции: они разоблачают политическую и общественную реакцию во всех ее проявлениях (политика – идеология – литература – быт).

Второй цикл составляют сказки, большинство которых написано в 1916–1917 годах. Их объединяют темы: война, проблема русского национального характера, судьбы России, народ – интеллигенция – революция. О настроениях Горького в период создания этих сказок можно судить по его письмам к Е. П. Пешковой. 1(14) марта 1917 г. он писал: «Происходят события внешне грандиозные, порою даже трогательные, но – смысл их не так глубок и величественен, как это кажется всем. Я исполнен скептицизма ‹…› Много нелепого, больше, чем грандиозного». В письме от 11 (24) марта того же года: «Сколько смешного вокруг! Сколько глупости и пошлости!» (там же, стр. 195).

Горький не преувеличивал значения Февральской буржуазно-демократической революции в России Но в то же время, недооценивая силы пролетариата, он с тревогой следил за ростом обывательских настроений, его пугал анархизм несознательных слоев крестьянства. Всё это отразилось в последних сказках, придав раздумьям Горького о национальном характере русского народа некоторую односторонность.

Тем не менее в сказках велика разоблачительная сила сатиры, направленной против буржуазии и либеральной интеллигенции. В сказке XII высмеивается Государственная дума и пустая игра либеральных партий в законодательство. Сказка XIII дает сатирическое изображение империалистической войны между русскими (Кузьмичи) И немцами (Лукичи).

В сказке XIV отразились мысли Горького о русском народе, его национальном характере. Она исполнена глубокой любви писателя к своему народу, продиктована желанием побудить его к активному протесту против войны. Видимо, сказка была создана в тот период, о котором Горький писал Касаткину: «Я хожу по всей длине общественной лестницы от рабочих – снизу до графья и князья – наверху. Внизу – поярче, вверху – помертвев, но каких-либо душерадостных впечатлений – не испытываю. Приходится самому создавать их. Стараемся» (цит. по кн.: Овчаренко, стр. 344).

Сложнее по идейной концепции сказка XV, в которой высмеивается дремучая российская обывательщина, «проживающая» в Мямлине, Дремове и Воргороде. Освобожденный от нечистой силы (царизма) солдатом (Февральская революция), герой сказки Микешка «шлендает по улицам день и ночь ‹…› фордыбачит, хвастается, – шапка набекрень, мозги – тоже». Было бы неверно видеть в этом образе пародию на русский народ. В одной из статей цикла «Издалека» Горький заметил: «Схватив ‹…› мысли Достоевского, не задумываясь, чем они вызваны у него, наши русские бездельники прикрывают ими свое неуменье жить, нежелание работать и, хвастаясь своим великим назначением проводить в мир начала „всечеловеческого единения, братской любви", орут на всю улицу: „Всё или ничего! Гармонии мировой, или я не приемлю мира!"» (Г, Статьи, стр. 131–132). И, высмеивая Микешку, Горький критиковал «крикливый, а потому оглушающий молодое поколение, заразный нигилизм» (там же, стр. 132).

Последняя сказка цикла написана накануне Октябрьской революции – в момент, наиболее сложный в политическом отношении (конец июня – начало июля 1917 г.). Она рисует Россию (баба Матрена), освобожденную от царизма (дядя Никита с разной челядью), разочаровавшуюся в буржуазной революции, но, как казалось Горькому, не имевшую необходимых объективных предпосылок, чтобы «перейти на следующую стадию культуры» (социалистическая революция). В сказке есть намеки на «двоевластие», на попытки лишить рабочих их революционных завоеваний, на стремление Керенского и других деятелей установить в стране военную диктатуру. Хотя «герой» и «спас» Россию, он не изменил жизни народа: «воры – воруют, купцы – торгуют, всё идет по-старому, как в дядины времена…»

«Русские сказки» вызвали немногочисленные, но характерные отклики в печати. Большинство реакционных, буржуазных и либерально-буржуазных критиков попытались «убить» их молчанием. Те же из них, кто счел необходимым откликнуться, снова стали твердить о падении таланта Горького.