Русские сказки, богатырские, народные - [15]

Я выбежал из города и тогда лишь вспомнил, что оставил в нём коня моего. Пожалел я, что потерял время напрасно и что должен буду назад воротиться, и в этом огорчении, потирая руки, я коснулся перстня и с радостью увидел, поворотившись назад, что конь мой стоял за мною. Я бросился к нему, приласкал его и воссел верхом.

– Милый конь мой! – говорил я. – Ты, конечно, ведаешь, где сейчас обретается превращенный князь Печенежский. Довези меня к нему! Ты, о конь мой добродетельный, видел несчастье жителей этого города и, без сомненья, сожалеешь о мучении их? Помоги же мне их избавить!

Конь проржал троекратно и, приподнявшись, ударил копытами в землю, отчего та расступилась, и я на коне опустился в пропасть.

Если бы я не был обнадежен, что конь мой, погружаясь со мною в земные недра, поможет мне в избавлении несчастных узров, я конечно, усомнился бы в жизни моей, ибо скорость, с каковою летел я на иной свет, была чрезвычайна. Но я не имел времени предаться ужасу, поскольку в мгновение ока очутился на земле, освещаемой неким красноватым светом. Странные предметы меня окружали. Трава, находящаяся под моими ногами, казалась красной оттого, что вместо росы на ней лежали кровавые капли. Деревья были обагрены ею же, и вместо листьев росли на них человеческие головы страшного вида. Лишь только я почувствовал под собой землю, засвистали бурные ветры, и головы заревели мерзкими голосами. Они кричали мне: «О бедный Добрыня! Куда зашел ты? Погиб ты невозвратно!» Должно признаться, что я не без трепета внимал таковому приветствию; однако, имея в мыслях доброе намерение, отважно продолжал я путь мой. Не проехал я и ста шагов, как несчетное войско полканов[20] напало на меня. Лица и руки их обагрены были человеческою кровью, глаза светились, как раскаленное железо, и с каждым дыханием их вылетало из ртов их сверкающее пламя. Тысячи стрел полетели в меня из луков их, и спасению своему я обязан был на этот раз единственно броне, подаренной мне Добрадой, отчего и не превратилось тело моё в сито. Полканы, заметив безвредность стрел своих, заревели от досады и бросились на меня с ручным оружием, состоявшим из громадных древесных стволов, выдернутых с кореньями. Тогда-то и потребовалось мне всё проворство науки отводить удары саблей. Я махал ею во все стороны, рубил, колол и удивлялся действию моих ударов, а особенно силе задних копыт коня моего, поскольку, если пересекал я по десяти полканов за один взмах моею саблею, то конь мой разбивал их вдребезги по сотне одним ударом копыт. Скоро не видно стало нападающих. Они пали все до единого, и я последовал к представившемуся моим глазам зданию.

Если удобно привести воображение в самый ад, то кажется, и он не покажется столь ужасен, как это строение. Наружность его составлял плетень, свитый из всех родов ползучих змей. Головы их торчали наружу и испускали смертоносный пар, и свист их достаточен был, чтобы повергнуть в трепет самого бесстрашного человека. Кипящая кровью река текла вокруг плетня с клокотанием. Чудовища неописуемой мерзости выглядывали из нее, глотали кровь и словно погружались. Исполин с двадцатью руками стоял на мосту и стерёг вход. Я видел множество богатырей, пытавшихся перескочить по мосту и неминуемо погибающих. Исполин хватал их, перекусывал пополам и бросал в реку, где чудовища их пожирали. Крылатые змеи страшных видов летали над зданием, сделанным из чистого стекла, в котором слышно было кипение смолы и серы. Великое колесо из раскалённого железа с острыми острогами вертелось в пропасти, где клокотала горящая смола, с ужасными громом и стуком. Крылатые змеи нападали на исполина и старались, захватив его, повергнуть на колесо, он же с крайним усилием отбивался от них, беспрестанно между тем защищая вход покушающимся ворваться богатырям.

Не знал я, что заключить о поступках этого исполина. Непонятно мне было, каким образом он, находясь в очевидной опасности быть поверженным на раскаленное колесо, имел столько ярости умерщвлять людей, пекущихся, может быть, избавить его от нападающих змиев. Но взор на погибель множества столь отважных воинов исполнил меня справедливого гнева. Я бросился, чтобы спасти их и умертвить чудовище. При приближении моем к мосту гром и стук в пропасти усилились, так что казалось, весь свет превращается в ничто. Крылатые змеи устремили на меня пламенное сияние, чудовища речные завыли ужасными голосами, и исполин протянул на меня все двадцать рук, выпустив из них острые кривые когти, подобно тому, как выпускает их тигр, ловящий свою добычу. Мне потребовалось всё присутствие духа, чтоб не оробеть при виде этой ужасного зрелища. Я ударил наотмашь саблей по великану, и так удачно, что не у него осталось ни одной руки. Тот страшно заревел и бросился ко мне с разверстой пастью, чтобы меня проглотить, но второй удар отделил прочь его дебелую голову, которая упала к ногам моего коня. Я соскочил, схватил голову за волосы, и в то же самое мгновение здание, все окрестности, труп великана, река и мост с ужасным треском обратились в густой дым, которым меня всего окутало. Земля заколебалась под моими ногами, и казалось, что, вихрем подхватив, меня понесло посреди непроницаемого мрака; однако я не упустил из рук головы великана.