Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни - [19]

Земному кругу?

А я всегда встаю с зарею по утрам,

Хожу пастись в луга и лажу по горам

День целый».

Ответ дала Козлу и Раковина смелый,

Сказавши так:

«Козел, дурак,

Когда ты по горам, тварь глупая, бродила,

В то время перло я жемчужное родила».

<1766>

Рыбак и щука

Для птиц силки становят,

Зверей в тенета ловят,

Мышам становят пасть,

Чтоб им в нее попасть.

Подьячие крючки имеют,

Которыми ловить людей умеют

И деньги с них берут;

Об этом все согласно врут.

А уду червяком прикроя,

Поймаешь лучшего из рыб героя.

Река

Мелка

Иль глубока —

Равно для Рыбака:

Он может поимать повсюду;

Рыбак лишь кинул в омут уду,

Тут Щука приплыла и уду трях.

О, Щука, для тебя не пища, смертный страх!

Ты хочешь червяка сорвать с крючка и скушать,

Тварь бедну погубя;

Но если хочешь ты меня послушать, —

Побереги себя.

<1766>

Кошка и соловей

Читатели мои, внимайте басне сей.

Она советует не слушаться речей,

Которые льстецы влагают в уши,

Пленяя лестию своей невинны души,

Под медом кроя яд

Обманчивым своим советом тех вредят,

Которы лестным их словам имеют веру.

А к этому я баснь приставлю для примеру:

Не знаю, где и чей

Был в клетке Соловей

И делал голосом хозяину забаву.

Хотелось Кошечке Соловушка достать,

Пришла и стала так ему болтать:

«Хозяин хочет дать тебе, мой свет, отраву,

От коей, бедненький, ты выпустишь свой дух.

Уверься, птичка, что тебе я верный друг,

И согласись со мной; я клетку разломаю,

Я птичек не замаю

И их не ем;

Известно здесь мое смиренье в доме всем;

Я волю дам тебе златую».

Склонился Соловей на речь ее пустую,

Благодаря свою злодейку так, как мать,

Потом дозволил ей и клетку разломать;

Но только что его на волю вышли ножки —

Ан очутился он в зубах у льстивой Кошки.

<1767>

Ипполит Федорович Богданович (1743–1803)

Эклога

Уже осенние морозы гонят лето,

И поле, зеленью приятною одето,

Теряет прежний вид, теряет все красы;

Проходят радости, проходят те часы,

В которы пастухи средь рощи обитали.

Уже стада ходить на паству перестали,

И миновалася приятность прежних дней,

Когда предвозвещал Аврору соловей,

На зыблющихся пел сучках и утешался,

И голос одного по рощам раздавался.

Не летний дождь идет, и не из прежних туч;

Светило с высоты пускает слабый луч.

Холодный дует ветр, зефир уже не веет;

Летит с деревьев лист, и вянет и желтеет.

Вчера овец погнав, уже в последний раз

Кларису я узрел, о, час, приятный час!

Но лето кончилось и паству пресекает,

И вместе с ним моя свобода утекает.

Клариса день один со мной овец пасла,

Но навсегда мою свободу унесла.

Я чувствую в себе; но что? и сам не знаю;

Кларису я любить сердечно начинаю.

Что думать не начну, я думаю об ней,

Нейдет Клариса вон из памяти моей.

Люблю, и видеть я хочу ее всечасно:

Расстаться с нею мне… и мыслить то ужасно.

Нельзя изобразить, что я без ней терплю,

Как только, что ее сердечно я люблю.

Приятно чувствовать, и мыслить то приятно:

Ах! если б ей любви желанье было внятно!

Приятней и того мне с нею говорить.

Увидя раз ее, не можно позабыть.

Пойду за нею вслед, она живет у речки,

Скажу, что наши там смешалися овечки,

Что в стаде двух иль трех своих не нахожу,

А между тем я ей и более скажу;

И, может быть, найдем другие мы причины,

Чтоб видеться всегда с Кларисой без скотины.

<1761>

Станс к Михаилу Матвеевичу Хераскову

Творец похвальной «Россиады»,

Любитель и любимец муз,

Твой глас, под скипетром Паллады,

Удобен множить их союз.

На лире ли когда бряцаешь

Екатеринины дела,

Сердца ты сладко проникаешь,

Святится праведна хвала.

Желаешь ли ты править нравы —

Перо твое являет нам

Священны Нумины уставы

За дар счастливым временам.

Пильпаи, Федры, Лафонтены

Тебе могли бы подражать.

Во храм ли вступишь Мельпомены,

Ты можешь страсти возбуждать.

Пастушьи ль игры, или смехи,

Иль сельску славишь простоту —

Являешь новы в ней утехи,

Поя природы красоту.

Гнушаяся ль когда пороком,

Желаешь добродетель петь —

Твой ум, в течении широком,

Нигде не может укоснеть.

Твоим пленяясь стихотворством

И петь тобою ободрен,

К совету твоему упорством

Мой разум не был отягчен.

Привержен к музе справедливой,

Я чувствовал во времена,

Что стыдно быть бесплодной нивой,

Где пали добры семена.

Но лишь к Парнасу приближаюсь,

Страшусь пиитов я суда;

И в песнях скоро утомляюсь,

И тщетного бегу труда.

Коль судишь ты меня нестрого,

Воспримешь ревность вместо дел;

Хоть петь тебя не мог я много,

Но чувствовал, когда я пел.

<1784>

Денис Иванович Фонвизин (1745–1792)

Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке

Скажи, Шумилов, мне: на что сей создан свет?

И как мне в оном жить, подай ты мне совет.

Любезный дядька мой, наставник и учитель,

И денег, и белья, и дел моих рачитель!

Боишься Бога ты, боишься сатаны,

Скажи, прошу тебя, на что мы созданы?

На что сотворены медведь, сова, лягушка?

На что сотворены и Ванька и Петрушка?

На что ты создан сам? Скажи, Шумилов, мне!

На то ли, чтоб свой век провел ты в крепком сне?

О, таинство, от нас сокрытое судьбою!

Трясешь, Шумилов, ты седой своей главою;

«Не знаю, – говоришь, – не знаю я того,

Мы созданы на свет и кем и для чего.

Я знаю то, что нам быть должно век слугами

И век работать нам руками и ногами,

Что должен я смотреть за всей твоей казной,

И помню только то, что власть твоя со мной.

Я знаю, что я муж твоей любезной няньки;