Русские народные сказки Сибири о богатырях - [6]
У А. А. Шелиховой в сказке о лисе: «Лиса притворилась мертвой, едет мужик с рыбой, взял ету лису, положил на ету бочку, в ети омули (…). Приехал мужик в деревню и кричит: „Омулей не надо ли?“»[40]
Даже тогда, когда действие происходит, скажем, в Петербурге, дыхание тайги чувствуется постоянно. Это проявляется ив общем колорите, и в отдельных картинах, и в деталях. В сказке Магая «Аленушка-чудесница» купцы-толстосумы идут по Невскому проспекту мимо зеленого кабачка, встречают пьянчугу, который учит их, как изжить Иванушку. И вот уже Иванушка по приказу царя идет искать чудо и диво. «Наладили Иванушке разных подорожников: пирожков, пельменей наделали, одежи ему припасли, ежели холод застанет, в понягу дуктуи положили, лохматки сшили. Словом, справили его как положено»[41]. Точнее было бы сказать: словом, справили его как положено в Сибири, где трескучие морозы, где дорога лежит через тайгу. Пельмени, дуктуи[42], понята[43], лохматки[44] — все эти слова связывают действие с Сибирью.
Говоря о переносе действия в обстановку, близкую сказочнику и его аудитории, М. К. Азадовский подчеркивал социальное приурочение к местности, где бытует сказка[45]. Сибирь была прежде местом каторги и ссылки. Не удивительно, что это нашло отражение в фольклоре. В Сибири во множестве бытуют предания, легенды, повествующие о заключенных, но особенно много песен о бродягах, о ссыльнопоселенцах. Сказочники легко оперируют такими понятиями, как «тюрьма», «темница», «цепи», «оковы», «караульные», «пост» и пр., и вводят их в повествование.
Интересны детали, рассказывающие о быте, привычках, обычаях сибиряков. Один из распространенных обычаев — чаепитие. Сибиряки пьют чай каждый раз, когда принимают пищу; гостеприимная хозяйка не отпустит без «чашки чая» своего гостя. Напоить чаем — значит угостить, накормить. Сибирские сказки отразили это: «Выпил один стакан чаю без всякой прикуски, затем вышел на террасу, постоял и пошел по городу Петербургу прогуляться с печали»[46]. «Наутро встала старушка, начала варить чай и давай звать к чаю Ивана купеческого сына… Старушка налила ему чаю, но он не пил, а сильно задумался, пригорюнился»[47]. «Старуха чаем напоила и благословила на здоровье»[48]. Интересна в этом смысле концовка сказки А. А. Шелиховой о Вове-королевиче: «Вот она жить да быть и до теперя живет. И я у ей в гостях была, чай пила, с молоком и пенками»[49].
Местный колорит передан и в особенностях речи, присущей сибирякам: в диалектных словах и выражениях, синтаксических оборотах, стилистических формах. Встречаются также элементы национального словаря, органически вошедшие в лексикон старожилов Сибири: это, в основном, слова, касающиеся быта, охотничьего промысла, скотоводчества, земледелия. Например, у Магая: «Разгневался Ирод, завертелся на месте, фыркать стал, адали уросливый конь»[50]. «Царь Рафлет со страху заревел лихоматом и стал просить помощь, а волк в окно — и след простыл»[51]. Таких примеров можно привести немало.
Для уяснения сибирской сказочной традиции необходимо указать еще на одну важную особенность, присущую ей, — отражение в сказке местной былинной традиции. О влиянии былинного эпоса на сказку Нарыма указывал И. Г. Парилов[52]. Подробнее этот вопрос рассмотрен нами на примере тункинской сказочной традиции[53].
Богатая былинная традиция Сибири не была до конца выяснена в силу многих, причин, а то, что добыто собирателями, оставалось неизвестным широкому кругу исследователей, — материал либо хранился в личных архивах, либо рассредоточился по периодическим изданиям, местным краеведческим сборникам. Об уникальном по своей ценности материале, собранном в середине прошлого века С. И. Гуляевым, знали немногие; отдельные публикации записей относили к случайностям. Первая публикация текстов осуществлена лишь в 1939 г.[54]
В начале 20-х годов М. К. Азадовский в статье «Эпические традиции в Сибири» с уверенностью заявил о существовании былин в бывшей Иркутской губернии и Забайкалье. Отмечая пути проникновения эпической поэзии в Сибирь, исследователь говорит о существенной роли казачьей колонизации. Тот факт, что собиратели не нашли там былин, М. К. Азадовский объясняет отсутствием интереса и поверхностным знакомством с населением[55].
Материалом, свидетельствующим о некогда богатой былинной традиции Сибири, могут служить сказки, и не только те, что представляют собой прозаический пересказ былин, но и те, в которых связь с содержанием былин ослаблена, но зато богато сохранена былинная поэтика. Несомненный интерес представляют сказки на сюжет об Илье Муромце; их сибирская традиция знает несколько вариантов. Большинство этих сказок строится на былинной основе, однако они имеют ряд специфических черт, характерных для сказки и не характерных для былины.
Первые свидетельства бытования сказки в Сибири и упоминания о сказочниках относятся к первой половине XIX в.[56] Так, в статье С. Гуляева «О сибирских круговых песнях» содержатся сведения о широком бытовании в Сибири, наряду с другими жанрами фольклора, сказок. «Из сказочников, — пишет собиратель, — я знал одного, многим известного инвалида в Локтевском Заводе, Семена Иванова Божипа, человека неграмотного, но Обладавшего необычной памятью и даром слова. Сказки его были различного содержания; и те из них, которые заключали в себе богатырские подвиги витязей русской земли, отличались особенно плавным рассказом; выражения в них были благородны и правильны»
