Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - [4]
Южнорусское летописание представлено для рассматриваемого времени Галицко-Волынской летописью, которая сложна по составу и структуре. Традиционно она делится на летописный свод 1246 года, так называемую «летопись епископа Иоанна» (оканчивается 1260 годом), свод Василька Романовича Волынского (ок. 1263–1271 годы), «летописец Владимира Васильковича» (1272–1289 годы) и свод Мстислава Даниловича (1289–1291 годы).
Комплекс известий с титулованием монголо-татарских правителей в 1240–1260-х годах связан с «летописью епископа Иоанна». В свидетельствах о походе Батыя на Русь под 1240 годом отмечается: «Менгуканови же пришедшу сглядать града Киева»; «Меньгу и Кююкь, — иже вратися уведавъ смерть канову, и бысть каномь»[33]. Показателен здесь факт упоминания сына Угедея Гуюка и сына Тулуя Менгу с титулом «каан», чего не могло быть в отношении первого ранее 1246 года, а в отношении второго — ранее 1251 года.
Однако упоминаемые при описании поездки в степь князя Даниила имена ордынских правителей не сопровождаются никакими титулами. Лишь однажды старшая жена Батыя поименована с титулом «великой княгини Баракъчинови»[34]. По всей видимости, перед нами калька с именования жен Чингизидов, известного нам по мусульманским источникам, — Хатун-и бузург — «старшая госпожа» или хатун-и бузургтар — «великая госпожа»[35]. Тем не менее составитель и читатель данной части Галицко-Волынской летописи должен был косвенно воспринимать Батыя как «великого князя» — мужа великой княгини.
Таким образом, в большинстве случаев в русской письменной традиции в 1240–1250-е годы было принято именовать монгольского императора «кааном», за которым признавался как эквивалент титул «царь»/«цесарь». Ордынские же правители выступают в источниках без титулов и без почетных определений. Только в Галицко-Волынской летописи применительно к Батыю в косвенном свидетельстве обнаруживается возможное титулование «великий князь»/«князь».
Именование ордынских правителей «царями» впервые встречается под 1266 годом. «Рогожский летописец» отмечает: «Того же лета умре царь Татарскыи Беркаи»[36]. И далее, под 1275 годом, отмечено: «…поеха велики князь въ Татары къ цареви»[37]. В Симеоновской летописи читаем под 1277 годом: «…поехаша на воину съ царемъ Менгутемеромъ… царь же почтивъ добре»[38]; под 1282 годом: «Князь же Дмитрии… отъеха въ орду къ царю Татарскому Ногою»[39]. Наиболее концентрированно в Лаврентьевской и Симеоновской летописях титулование ордынских правителей «царями» прослеживается при описании событий в Курском княжестве, о которых уже упоминалось. В Лаврентьевской летописи говорится: «Со мною еси ко цесарю не бежал», «ти не идешь ни к своему цесарю ни к Ногою на исправу… и оуби Святослава по цесареву слову»[40].
В «Повести о житии Александра Невского», первоначальная редакция которой связывается с монастырем Рождества Богородицы во Владимире и, по аргументированному мнению В. А. Кучкина, написана в период с конца 1263-го по 1265 год, то есть сразу же после смерти Александра, Батый уже фигурирует с царским титулом: «В то время бе царь силен в Восточной стране…»; «По сем разгневася царь Батый на брата меншаго Андрея»[41].
Неоднократно привлекали внимание исследователей «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора» и тексты, относящиеся к смерти Михаила в Орде[42]. Составлено «Сказание…» было в Ростове (в одной из редакций автором назван отец Андрей, в другой — отец Иоанн). Однако идейным вдохновителем создания памятника была дочь Михаила Всеволодовича Марья, что дает возможность предполагать влияние южнорусской письменной традиции (это тем более вероятно, если учитывать, что ростовское летописание для второй половины XIII века традиционно лояльно по отношению к Орде).
В «Сказании…» говорится, что «не подобает житии на земли канови и Батыеве не поклонившеся има»; «обычай же имяше кань и Батый»[43]. Однако, как отметил В. А. Кучкин, непосредственно перед именем Батыя титул «цесарь» не употребляется. Таким образом, свидетельства «Сказания…» отразили переходный момент — перенесения царского титула с монгольских правителей на ордынского хана.
Для последнего десятилетия XIII века также характерно упоминание ханов с титулом «царь» — Лаврентьевская под 1294 годом: «Цесарь Тотарскыи приде въ Тверь, имя ему Токтомерь»[44]; Симеоновская под тем же 1294 годом: «…царьТохта седе на царство въ орде»[45].
Галицко-Волынская летопись в своих завершающих частях под 1274 годом указывает, что князь Лев Галицкий «…посла в татары ко великому цареви Меньгутимереви»[46]. Показательно, что далее ни один ордынский правитель персонифицированно «царем» не назван. Такого титула не удостоились ни хан Тула-Буга, ни глава второго политического центра, с которым у галицких и Волынских князей были тесные бвязи, Ногай. Лишь при описании под 1287 годом распределения наследства князя Владимира Васильковича неоднократно встречается царский титул, который в конце XIII века приобрел безличный характер, отражая тем самым лишь место русских князей и ордынского правителя в международной политической иерархии. При этом один раз ордынский правитель (Менгу-Тимур) назван «великим царем», что должно соответствовать титулу «великий хан».
