Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - [3]
Плач Иеремии полностью посвящен оценкам состояния Иудеи в результате завоевания ее вавилонским царем. Надо полагать, что летописец, рассказывая о вторжении ордынцев в 1281 году, опосредованно связывает это событие с «вавилонским пленом». Здесь необходимо отметить, что отношение праведно верующего к «вавилонскому плену» должно было отличаться смирением перед волей Всевышнего.
Таким образом, книжники, переосмысливая отношения Руси и Орды, в прямой или косвенной форме признавали верховенство ордынского правителя над русскими землями. Мотив «вавилонского плена» принимает законченную форму в «Житии Михаила Тверского». Как идеологическая установка он требует от праведно верующих смирения перед волей Божией, а значит, перед лицом ордынской власти.
При этом ханская власть хотя и рассматривалась как верховная, требующая смирения, но в то же время — как иноплеменная, «поганая». Мотив же «вавилонского плена» подразумевает, что данная власть носит временный, преходящий характер.
2. Изменение титулования ордынских правителей в XIII–XV веках
Появление в XIII веке на карте Евразии огромного государства — Монгольской империи — и признание русскими княжествами политической зависимости от Джучиева Улуса требовали вписывания данной реальности в ценностную картину мира. Признание русскими князьями над собой верховной власти ордынского хана нашло отражение среди прочего ид титуловании ордынских правителей.
Титул по своему назначению несет в себе статусную функцию, определяя место правителя в международной политической иерархии. При этом титул напрямую связан с определенными прерогативами. В случае с ордынским ханом — это прежде всего чеканка монет с собственным именем и издание ярлыков. Таким образом, вполне справедливо заключение А. И. Филюшкина о том, что титулование в Средние века являлось «главной формой декларации претензий государства на определенное место на ментальной карте мира»[25].
Применительно к поставленной задаче весьма важно отражение в русской письменной традиции тех или иных статусных или территориальных притязаний ордынских правителей в XIII веке, а также признание этих притязаний на Руси, выраженное именно в системе титулований.
Определяя статусное положение монгольских правителей в XIII столетии, А. А. Горский подчеркнул, что «после похода Батыя и установления зависимости русских княжеств от монголо-татар титул "цесарь"/"царь" начинает последовательно применяться в русских источниках к их правителю. Первоначально так именуется главным образом великий хан в Каракоруме, а с 1260-х годов, после утверждения полной самостоятельности западного улуса Монгольской империи — Орды, — хан, правящий в этой последней»[26].
Данное мнение основано на анализе сведений источников, проведенном А. Н. Насоновым, который отмечал, что в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях глава Джучиева Улуса долгое время не именовался «царем»: «Первые десятилетия владычества татар, когда Золотая Орда не отделилась еще от империи, "царем" для наших князей был именно "каан", или император, и его, а не золотоордынского князя именовали они этим титулом». При этом А. Н. Насонов подчеркивал, что к ордынским правителям титул «царь»/«цесарь» стал применяться, начиная с Берке (свидетельство Ипатьевской летописи о смерти хана в 1266 году), а регулярно — с Менгу-Тимура (1266–1280), «когда Золотая Орда окончательно отошла от империи»[27].
Действительно, до 1260-х годов в русских памятниках ордынские правители упоминаются, как правило, без каких-либо титулов. В Лаврентьевской летописи при описании нашествия монголо-татары вообще выступают как безликая масса. К примеру, авторы и составители Лаврентьевской летописи, отмечая поездки русских князей в степь в 1240–1250-х годах, указывают в первую очередь этнический маркер (татары), а затем личные имена или титулы: «…князь Ярослав поеха в Татары, а сына своего Константина посла к Канови…»[28]. При этом единственное встречающееся в это время титулование монголо-татарских властителей — титул «кан»/«каан» (см. также под 1246 годом, под 1247 годом, под 1249 годом)[29].
Лишь единожды в Лаврентьевской летописи титулы «казн» и «цесарь» отождествлены друг с другом. Под 1257 годом отмечено, что «тое же зимы приеха Глебъ Василькович ис Кану земли от цесаря»[30]. Встречается также два косвенных известия в той же Лаврентьевской летописи. Первое — под 1252 годом при описании так называемой «Неврюевой рати». Летопись сообщает, что владимирский князь Андрей Ярославич, который «здума… бегати нежели цесарем служить»[31], вызвал гнев Батыя. С большой долей вероятности можно предполагать, что Андрей выказал неповиновение именно центральной монгольской власти, за что и поплатился военным вторжением.
Второе известие связано с описанием восстания в русских землях против ордынских баскаков-откушциков в 1262 году, в преддверии которого «титям приехалъ от цесаря Татарьского именем Кутлубии»
Монография посвящена рассмотрению восприятия событий Куликовской битвы в общественном сознании России на протяжении XV–XX столетий. Особое внимание уделено самому Донскому побоищу и его осмыслению в ранних источниках, а также в исследованиях, публицистике, художественных произведениях, живописи. На оценки влияли эсхатологические воззрения, установки Просвещения, господствовавшие идеологические течения, а также внешнеполитические и внутрироссийские события. В настоящее время изучение эпохи Дмитрия Донского переживает подъем.
В середине XIII века Русь оказалась в тяжелейшей зависимости от Монгольской империи, а затем, после ее распада, от Джучиева Улуса, или — как это государство стали называть значительно позже, когда оно уже исчезло с политической карты, — Золотой Орды. Русские князья вынуждены были время от времени, по нескольку раз за правление, ездить на поклон к ханам Джучиева Улуса, ибо именно там — при дворе ордынских властителей — на протяжении двух с половиной веков решалась их собственная участь, судьба их княжеств и в конечном счете — всей Руси.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В этой книге рассказывается о том, как строились отношения в крестьянской семье, как женились и разводились, как воспитывали детей. Каковы были повседневный быт, отношение к религии, устройство жилья, представления о гигиене. В чем заключалась сугубо женская обрядность. Что считалось личной собственностью женщины в имуществе двора, какую роль она играла в крестьянской общине и почему случались «бабьи бунты». А также — об интимной жизни крестьянки, узаконенных обычаем «ласках» свекра, проституции и женской преступности, о публичных — всей общиной — наказаниях провинившихся.
Книга Леонида Васильева адресована тем, кто хочет лучше узнать и понять Китай и китайцев. Она подробно повествует о том, , как формировались древнейшие культы, традиции верования и обряды Китая, как возникли в Китае конфуцианство, даосизм и китайский буддизм, как постепенно сложилась синтетическая религия, соединившая в себе элементы всех трех учений, и как все это создало традиции, во многом определившие китайский национальный характер. Это рассказ о том, как традиция, вобравшая опыт десятков поколений, стала образом жизни, в основе которого поклонение предкам, почтение к старшим, любовь к детям, благоговение перед ученостью, целеустремленность, ответственность и трудолюбие.
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
Быт дореволюционной русской деревни в наше время зачастую излишне омрачается или напротив, поэтизируется. Тем большее значение приобретает беспристрастный взгляд очевидца. Ольга Семенова-Тян-Шанская (1863 1906) — дочь знаменитого географа и путешественника и сама этнограф — на протяжении многих лет, взяв за объект исследования село в Рязанской губернии, добросовестно записывала все, что имело отношение к быту тамошних крестьян. В результате получилась удивительная книга, насыщенная фактами из жизни наших предков, книга о самобытной культуре, исчезнувшей во времени.