Русские князья при дворе ханов Золотой Орды - [5]
Таким образом, надо полагать, что изменение титулований монголо-татарских правителей в русской письменной традиции в XIII веке тесно связано с внутриполитической ситуацией в Монгольской империи. Подчиняясь изначально главе империи каану, именно его русские книжники зовут «царем»/«цесарем». Ордынские правители обычно упоминаются без титулов. Правда, по косвенному свидетельству можно предполагать, что ханы, в частности Батый, могли именоваться «великими князьями»/«князьями». Только после того, как хан Берке оказался в оппозиции к центральному правительству, что сделало Джучиев Улус фактически независимым, титул верховного правителя «царь» переносится на него. Прочно ордынские правители именуются «царями», начиная с Менгу-Тимура, который однажды назван даже «великим царем», что обусловлено значительными суверенными прерогативами фактически и юридически первого независимого главы Орды.
Для ХIV века — времени наивысшего могущества Орды — в летописных и публицистических памятниках характерно упоминание ордынских правителей исключительно с царским титулом. В Новгородской I летописи (старший извод которой представлен пергаменным Синодальным списком XIII–ХIV веков) на протяжении всего повествования до обрыва в 1330-х годах авторы и составители именуют ордынских правителей «цесарями» и присваивают царский титул и тем ордынским правителям, которые таковой в XIII веке не носили (например, Батыю). Памятники тверской письменной традиции, отразившиеся в «Рогожском летописце» и Тверской летописи, фиксируют царский титул ордынского правителя с почетным определением «господине царю»[47] (под 1338 годом).
С последней трети ХIV века появляется возможность проследить систему титулований в официальных документах. Показательно, что если в духовной грамоте Ивана Калиты (ок. 1339 года) фигурируют безликие «татарове»[48], а в духовной его сына князя Ивана (ок. 1358 года) — Орда[49], то в более поздних грамотах появляются столь же безликие, но «цари». Например, в договоре московского князя Дмитрия с Ольгердом (1372 год) говорится: «А что пошли в Орду ко царю люди жаловатися на князя на Михаила, а то есмы въ божьей воли и во Цареве…»[50]. Договор Дмитрия Ивановича с Олегом Ивановичем Рязанским (1381 год) содержит отсылку: «как было при царице при Таидуле»[51]. В соглашении великого князя Василия Московского с великим князем Михаилом Тверским (1399 год) сказано: «…пойдет на нас царь ратию»; «а что есмя воевал со царем…» и т. д.[52]
Таким образом, к рубежу XIV–XV веков в русской письменной традиции, в том числе в официальной документации, за ордынскими правителями прочно закрепился титул «царь».
Изменение места ордынских правителей на ментальной карте мира в представлениях русских книжников того времени можно наглядно проследить, на наш взгляд, по двум летописным записям (1378 и 1410 годов) и «Житию Стефана Пермского» (около 1396 года).
При упоминании о смерти княгини Василисы (1378 год), жены князя Андрея Нижегородского, выстраиваются представления о месте Руси в иерархии государств к 1378 году. Высшей властью признана духовная власть византийского императора и константинопольского патриарха; верховной светской властью признана власть ордынского хана (Узбека); следующую ступень в иерархии занимает великий князь Иван Калита; на последнем месте поставлен митрополит Феогност[53].
Подобную формулу мы дважды встречаем в «Житии Стефана Пермского». Здесь главной духовной властью на Руси признаны император византийский и патриарх Константинопольский. Власть светскую разделили князья Московский, Литовский, Тверской и Рязанский[54]. Царская власть Орды признана, но она занимает в иерархии последнее место — видимо, в силу ослабления после походов Тимура (1391, 1395 годы) и фактического раскола. Встречается данная формула в летописях и при описании событий начала XV века (1410 год). Упоминая о возвращении из Константинополя митрополита Фотия[55], летописец признает на Руси высшей властью (духовной) византийского императора и константинопольского патриарха; светская власть представлена великими князьями Московским и Тверским; власть Орды признана высшей (царской) властью, но по отношению к Руси это власть второго (если не третьего) порядка; замыкает список князь Рязанский.
В официальных документах позиция русских князей и духовенства сохраняет незыблемость. В частности, в договорной грамоте Василия II с Дмитрием Шемякой (1441–1442 годы) при описании расклада ордынского выхода отмечается посылка киличеев «ко царемъ к Кичи-Махметю и к Сиди-Ахметю»[56]. А в послании духовенства Дмитрию Шемяки (29 декабря 1447 года) отмечается: «…отъ царя Седи-яхмата пришли къ брату твоему старейшему Великому Князю его послы…»[57].
Вполне закономерно, что с распадом Орды круг лиц получающих право именоваться «царями», расширяется за счет независимых правителей Джучидов — глав отдельных ханств и орд — ханов Казанского, Крымского и Большой Орды[58]. Но при этом для 1480-х годов становится характерным применение к царскому титулу ордынских правителей нелицеприятных с точки зрения православного христианина эпитетов. Если в «Повести о стоянии на Угре» ордынский хан фигурирует с нейтральным титулом: «царь Ахмат идеть… хотя разорити християнство», то в послании митрополита Геронтия Ивану III на Угру отмечается: «…на ню же сверепует гордый он змий вселукавый, враг диавол, и въздвизаеть на ню лютую брань поганым царем…»
Монография посвящена рассмотрению восприятия событий Куликовской битвы в общественном сознании России на протяжении XV–XX столетий. Особое внимание уделено самому Донскому побоищу и его осмыслению в ранних источниках, а также в исследованиях, публицистике, художественных произведениях, живописи. На оценки влияли эсхатологические воззрения, установки Просвещения, господствовавшие идеологические течения, а также внешнеполитические и внутрироссийские события. В настоящее время изучение эпохи Дмитрия Донского переживает подъем.
В середине XIII века Русь оказалась в тяжелейшей зависимости от Монгольской империи, а затем, после ее распада, от Джучиева Улуса, или — как это государство стали называть значительно позже, когда оно уже исчезло с политической карты, — Золотой Орды. Русские князья вынуждены были время от времени, по нескольку раз за правление, ездить на поклон к ханам Джучиева Улуса, ибо именно там — при дворе ордынских властителей — на протяжении двух с половиной веков решалась их собственная участь, судьба их княжеств и в конечном счете — всей Руси.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В этой книге рассказывается о том, как строились отношения в крестьянской семье, как женились и разводились, как воспитывали детей. Каковы были повседневный быт, отношение к религии, устройство жилья, представления о гигиене. В чем заключалась сугубо женская обрядность. Что считалось личной собственностью женщины в имуществе двора, какую роль она играла в крестьянской общине и почему случались «бабьи бунты». А также — об интимной жизни крестьянки, узаконенных обычаем «ласках» свекра, проституции и женской преступности, о публичных — всей общиной — наказаниях провинившихся.
Книга Леонида Васильева адресована тем, кто хочет лучше узнать и понять Китай и китайцев. Она подробно повествует о том, , как формировались древнейшие культы, традиции верования и обряды Китая, как возникли в Китае конфуцианство, даосизм и китайский буддизм, как постепенно сложилась синтетическая религия, соединившая в себе элементы всех трех учений, и как все это создало традиции, во многом определившие китайский национальный характер. Это рассказ о том, как традиция, вобравшая опыт десятков поколений, стала образом жизни, в основе которого поклонение предкам, почтение к старшим, любовь к детям, благоговение перед ученостью, целеустремленность, ответственность и трудолюбие.
Есть две причины, по которым эту книгу надо прочитать обязательно.Во-первых, она посвящена основателю ислама пророку Мухаммеду, который мирной проповедью объединил вокруг себя массы людей и затем, уже в качестве политического деятеля и полководца, создал мощнейшее государство, положившее начало Арабскому халифату. Во-вторых, она написана выдающимся писателем Вашингтоном Ирвингом, которого принято называть отцом американской литературы. В России Ирвинга знают как автора знаменитой «Легенды о Сонной Лощине», но его исторические труды до сих пор практически неизвестны отечественному читателю.
Быт дореволюционной русской деревни в наше время зачастую излишне омрачается или напротив, поэтизируется. Тем большее значение приобретает беспристрастный взгляд очевидца. Ольга Семенова-Тян-Шанская (1863 1906) — дочь знаменитого географа и путешественника и сама этнограф — на протяжении многих лет, взяв за объект исследования село в Рязанской губернии, добросовестно записывала все, что имело отношение к быту тамошних крестьян. В результате получилась удивительная книга, насыщенная фактами из жизни наших предков, книга о самобытной культуре, исчезнувшей во времени.