Русские былины - [46]

    Он ведь скоро убират-то мосты дубовыя,

    Он ведь скоро настилат да ковры новыя,

    Да росшиты ковры были красным золотом;

    Он ведь скоро заходит на церён карабь,

    А берёт-то ей тотарин всё за праву руку,

    Он за те ей за перьсни всё за злацёныя,

    Ишше сам он, тотарин, всё усмехаитце:

    - Уж я кольки по белу-ту свету не хаживал,-

    Я такой тибя, красавица, не нахаживал.-

    - Я хоть дам тибе, Васька всё Торокашко ты,

    Торокашко ты, Васька, да сын Заморенин,

    Подарю за твою тибе за услугушку

    Я-то три-то цернёных больших караблёй

    Со всима я тибе со матросами.

    Ты торгуй-ко поди цернёны вси карабли,

    Ты поди-косе, Васька, на сибя торгуй.-

    Уводил-то ведь всё да Марью Юрьевну

    Во свои-ти полаты всё во царьския,

    Он поставил ведь стражу-ту кругом дому-то,

    Он крепких-то везде да караульщиков,

    Он задёрьгивал окошецька вси косисцяты

    Он железною цястою всё решоткою.

    Повелось-то на радости тут поцесён пир;

    Напивалсэ царишшо-то всё поганое,

    Напивалсэ допьяна он зелёным вином,

    Напивалсэ, собака, он пивом пьяныим.

    Как во ту ведь пору, всё было во то время,

    Как молилась ведь Марьюшка богу-господу

    Да прецистой царици-то богородици:

    - Сохрани миня, спаси ты, боже, помилуй-ко

    От того-то от тотарина от поганого;

    Уж ты дай мне, господи, путь-то мне способную

    Хоть бы выйти на широку светлу улицю.

    Я скоцю лучше, я пойду на Почай-реку,

    Ухожусь лучше пойду от своих я рук! -

    Не згленётце поганому-ту татарину;

    Скоро заспал тотарин-от Грубиянишшо,

    Он крепким-то сном заспал всё богатырьским-то.

    Как по божьей-то было всё по милости,

    Да по Марьюшкиной было всё по уцести:

    Напились-то тотара-та, вси ведь заспали.

    Как выходит она всё до караулшицьков,

    Да дават им горсьём она красна золота;

    Ишше вси-ти ей скоро пропускают-то;

    Да пошла-то она да богу молитце,

    По широкой пошла по светлой улици,

    По её-то было да всё по шьчасьицу:

    Да слуцилось в то время всё в полноць-время;

    Ишше спал-то царишшо ведь трои сутоцьки.

    Не слезами идёт, больше уливаитце,

    А питаитце всякима она фруктами;

    Далеко она ушла у нас в трои сутоцьки;

    Как приходит она всё ко Почай-реки:

    - Мне скоцить мне-ка разве уж во Почай-реку,

    Утонуть-то мне разве от своих же рук?

    Не достанитце мое-то хошь тело белое

    Всё тому-то ли хоть тотарину всё поганому.

    Сохранил теперь осподь от его, помиловал.-

    Обтирала свои она горюци слезы.

    Под глазами - ведь лодоцька с перевошшиком;

    Говорит перевошшик ей таковы реци:

    - Ты садись скорё в мою-ту, кнегина, лодоцьку;

    Я направлю тибя ведь на путь, на истину,

    Я на ту тибя дорожоцьку на широкую.-

    Как дават перевошшику красна золота.

    - Мне не надоть твоё-то ведь красно золото.-

    Перевёз-то он ей да стал невидимо;

    Как открылась дорожоцька ей широкая.

    Тут проснулсэ царишшо-то Грубиянишшо;

    Рознимает скоро он книгу волшебную:

    - Вы подите, возьмите - за Почай-рекой.-

    Как пришли-то к Почай-реки послы посланы;

    Да текёт славна матушка всё Почай-река,

    В ширину-ту текёт река, текёт широкая,

    В глубину-ту река очунь глубокая.

    Говорят-то послы они таковы слова:

    - Уж мы скажем царишшу всё Грубиянишшу:

    Утонула, мы скажом, шьто во Почай-реки.-

    А приехал Роман-от ведь из Большой земли;

    Он искал-то ведь ей да по всим городам;

    Подошол он войной ведь под царишша-та,

    Он прибил-то ведь со старого и до малого,

    Самого-то царишша взял на огни сожёг;

    Ишше Васька-то Торокашко да на убег ушол.

    Ишше сам он воротилсэ он во свой же град,

    Он во тот ведь во славной Ерусалим же град.

    Да прошло тому времени всё три годицька;

    Да на то ведь уж князь-от всё роздумалсэ:

    - У мня нет теперь живой, видно, Марьи Юрьевны! -

    Как прошло ведь тому времени ровно три года,

    Как задумал женитьсе-то князь Роман Ивановиць;

    Он сосватал себе тоже княженеську доць.

    Он послал-то полёсьницька все полёсовать;

    А полесьницёк был он ис простых родов,

    Ис простых-то родов-то да был из бедносьти;

    Он стрелять-то послал его гусей, лебедей,

    Он пернасьцятых маленьких всё ведь утоцёк.

    А приходит кнегина-та Марья Юрьевна,

    Да приходит близёхонько всё к полёсьницьку;

    Как завидяла она, видит, шьто муськой ведь полк,-

    Она села за кут, сама притулиласе,

    Говорила сама ему таковы реци:

    - Уж ты гой еси, младенькой ты полёсьницёк!

    Ты подай-то мне своё-то хоть платье верьхнёё,

    Приодень моё-то тело нагое.

    Не ходи ты ко мне-то сам близёхонько,

    Уж ты дай-ко мне-ка ты приобдетьце-то;

    Я сама-та приду-то да я тогда к тобе.

    Не убойся миня ты, бедной погибшею,

    Не устрашись ты миня-то бедной, безцястною;

    Я ведь роду-ту, роду непростого-то,

    Я ведь роду-ту, роду, да роду царьского,

    Уж я веры-то, веры-то православною.-

    Он ведь скоро скинывал-то да платье верьхноё;

    Она скоро одевала его платьице,

    Она скоро идёт к полёсьницьку на реци:

    - Уж ты здрастуй-ко, младенькой ты полёсьницёк!

    У тя нет ли цёго-нибудь подорожницьков?

    Покорьми ты мою-ту да душу грешную.