Русские беседы: лица и ситуации - [100]

«Ныне мы живем в век фашизма. Сейчас Государь, который хотел бы выполнить царево служение былых времен (т. е. выловить из народа все творческое, отринув все разрушительное), должен быть персонально на высоте своего положения. Если же этого нет, то рядом с ним становится вождь, который, по существу, исполняет царские функции»[563].

О ситуации 1905 г. и своем понимании происходящего Шульгин рассуждал так: «В ту пору еще не было ясно, что самая эта организация одряхлела, устала, требует какой-то существенной модификации. Казалось, что все еще прекрасно и во всяком случае может действовать. Никому в голову не приходило, что пора чистый монархизм менять на “фашизм”, т. е. рядом с монархом поставить “вождя”, который восполнял бы “случайности рождения” (выражение Ключевского)»[564].

Одним из постоянных оппонентов для Шульгина было украинское национальное движение – во всех его видах и ипостасях, выступая одновременно и семейным спором, поскольку, напомним, одним из ярких и известных эмигрантских украинских публицистов и общественных деятелей был Александр Шульгин, министр иностранных дел петлюровской Директории. На взгляд дяди, «украинство» было отречением от «русскости» – понятия, качественно далекого от «московщины», поскольку сама Российская империя мыслилась им как реализация соединения Северной и Южной Руси:

«[…] поэтому недаром Петр Великий, коему предстояло использовать великое дело своего отца (направлявшего “Московию” с пути местномосковского на путь обще-русский), недаром Петр Великий стремился найти новое гнездо для удвоившегося в своих возможностях народа. Москва для этого дела была тесна и провинциальна; она не могла импонировать русскости южной; ибо эта последняя традиционна, от времен Владимира и Ярослава, протягивала щупальцы на Запад и тянула в себя завоевания культуры общечеловеческой. Из воссоединения двух братских племен, одинаково русских, но несколько разошедшихся в течение веков различной политической жизни, непременно должно родиться “нечто третье”, что не было бы ни древний Киев, находившийся в состоянии упадка, но хранивший варяжские традиции русского западничества; ни Москва, набравшаяся силы, но носившая на глазах повязку из чисто московских, “сепаратистических” от остального мира предрассудков; это третье гениальным вожаком обоих русскостей, северной и южной, было найдено; и нарекли ему имя… Санкт-Петербург.

Петербург, утвержденный на болоте Петром, что значит Камень, получил гранитное основание; при помощи прозревших “москвичей” и наследственно зрячих “киевлян” он стал тем котлом, где великолепно, можно сказать “блистательно”, варилась каша из двух воссоединившихся племен русского народа»[565].

«Россия» для Шульгина выступала как союз Северной и Южной Руси, в результате их взаимодействия оказавшейся способной стать мировой державой – и борьба с украинским сепаратизмом оказывалась, в первую очередь, проповедью против разъединения, которое принесет вред всем сторонам: «Малороссия», нуждающаяся в автономии, «Великое Княжество Южнорусское», с областями Киевской, Харьковской и Одесской (стр. 239) – это все рассуждения о возможностях перестройки «России», нахождения новых форм государственного существования, но в рамках усилий, нацеленных на строительство, досоздание русской нации[566]. Полемизируя с украинскими публицистами уже в конце 1930-х, Шульгин слаб в исторической аргументации (как не особенно сильна и противная сторона), но в полемике с племянником выходит на принципиальный уровень, цитируя слова последнего: «[…] одну вещь надо хорошо запомнить: Украина желает быть независимой, и в этом основном вопросе она не уступит никогда никому» – и отвечая:

«Приятно говорить с людьми честными и образованными! После всяких фиоритур на тему о москалях укравших наше древнее имя, и обо всем прочем таком финно-уральском, они, наконец, говорят “русским языком” […].

С такой же определенностью, какая заставляет вас куда-то бежать от остального русского народа, мы хотим соединить единой нашу семью. Мы хотим сберечь единство как залог нашей национальной силы – во всех смыслах. […]

Ибо и Север и Юг в раздельности слишком слабы для тех задач, которые перед ними поставила история. И только вместе, идя рука об руку, северяне и южане смогут выполнить свое общемировое предназначение» (стр. 237–239).

Впрочем, свой лучший текст о параде «самостийных» держав Шульгин написал еще в 1918 г. – небольшую газетную статью, начатую с ироничного сетования на напрасные рассуждения в предшествующих заметках о «монархии», так как теперь «все кругом монархисты» – и Донской атаман, и Украинская рада, и большевики. Все они настойчиво пишут и заискивают перед лицом Вильгельма II, просят его – как просит, например, Донской атаман «“[…] Ваше Императорское Величество признать границу Всевеликого Войска Донского в прежних географических и этнографических его размерах и помочь в разрешении спора между Украиной и Войском Донским из-за Таганрога и его округа в пользу Войска Донского, которое владеет Таганрогским округом более 500 лет и для которого Таганрогский округ является частью Тмутаракани, от которой и стало Войско Донское”.