Русская сказка - [7]

Он снял кольчугу, расстегнул ворот рубашки, и с довольным кряхтением растянулся на теплом мху.

— Вздремни и ты, Ваня, — предложил он. — Если что — конь разбудит… Если его раньше волки не утащат…

Конь покосился на него с негодованием, фыркнул и направился к зазывно зеленеющей полянке.

Я вышел на берег, снял кроссовки и опустил гудящие от напряжения ноги в холодную воду…

Слева, в камышах, что-то заплескалось, заворочалось и метрах в трех от меня, из воды на берег выбралась крохотная, не больше моей ладони, собачонка. Явно из последних сил, щенок сделал пару шагов и мокрой тряпкой плюхнулся на песок. Бока бедолаги вздымались, лапы слабо подергивались, а из разинутой пасти клокочуще вырывалось жалобное:

— Хр-р… Р-рх-х… Сх-х-р-р… С-сука, Герасим… друг, называется… Ну, погоди, встретимся на темных дорожках Гримпленской трясины …

— Говорящая собака! — в изумлении покачал я головой. — Хотя, чего удивительного: если есть говорящая лошадь…

Собачонка медленно повернула ко мне голову, ее глаза расширились, и вдруг она заорала так пронзительно и противно, что у меня едва не заложило уши:

— А-а-а! Говорящий мужик! Спасите! Помогите! Мужик заговорил!..

— Да не волнуйся ты так, — попытался успокоить я ее. — У нас все мужики — говорящие…

— Собачья жизнь! — с чувством пожаловалась несостоявшаяся утопленница и потеряла сознание.

Я хотел было броситься к ней на помощь, но тут, за моей спиной, кто-то сообщил, негромко и уверенно:

— Не волнуйся, она не умрет. Уж с ней-то все будет в порядке.

На краю поляны стоял высокий, худой старик в длинной, белоснежной рубахе. Не по годам густые, белые как снег волосы были прихвачены на лбу тонким кожаным ремешком. Грудь закрывала ухоженная борода, но грубо вырезанные бусы, составленные из фигурок лесных зверушек, мне рассмотреть у него на шее, все же удалось. На широком, кожаном поясе умещалось десятка два всевозможных мешочков и глиняных баклажек. В руках старец держал огромный, больше его роста, посох, и у меня почему-то возникло стойкое ощущение, что посох непрост даже для этого мира. Не знаю почему, но я был уверен, что разожми старец ладонь, и посох тут же уйдет в землю, как ключ в илистое болото — бульк! — и нет его.

— Это правда, — кивнул старец, и я даже не удивился, что мои мысли для него не тайна. — Этот посох даже твой Илья не удержит.

Я оглянулся на храпящего в тени сосен Муромца.

— Не проснется, — заверил старец. — Хоть сон у него и чуток, как у каждого кордонщика, но сейчас — не проснется.

— Кто вы?

— Какая разница, — пожал он плечами. — У меня много имен. В каждом веке — свое.

— Послушайте… Я вижу, что вы понимаете все, что со мной происходит… Что это? Я сошел с ума?! Я жив или мертв? Что вокруг?!

— Философские вопросы, — усмехнулся он. — Увы, Иван, но пока я не смогу дать тебе на них ответ. Должно пройти какое-то время. Просто поверь, что это было необходимо и что все, что вокруг тебя происходит — весьма реально… для тебя.

— А… Как мне вернуться?

— Никак, — жестко сказал он. — Сейчас все объяснить не могу, но… ты погубишь этот мир, Иван.

— В смысле — изменю? Он станет другим, и как следствие…

— Нет, просто погубишь. И плохих, и хороших, и людей, и зверушек. Даже камни с облаками не пощадишь. Ты пришел только ради этого и ты это сделаешь. Никто и ничто не сможет тебя остановить. Даже ты сам. Я хочу кое-что понять в людях, потому и … Нет, не могу я сейчас тебе все рассказать — извини, просто не поймешь.

— Что же мне делать?

Он пожал плечами:

— Живи. Только… Влюбиться не вздумай. Это мой тебе совет. Ибо с этим миром погибнет и та, которую ты полюбишь… Или — влюбись, потому что не было и не будет больше у тебя такой… сказочной любви…

Сказал — и исчез. Без звука, безо всяких там вспышек и спецэффектов: был старик, и нет старика. Даже мох не помят.

— Еще один слабоумный, — вздохнул я. — Кажется, я в страшной сказке про седобородых идиотов…

— Что ты там бормочешь? — сквозь зевок протянул позади меня проснувшийся Илья. — Русалок выманиваешь? Ого, что это у тебя?

Он склонился над щенком и осторожно потрогал его пальцем.

— Живая?

Собачонка открыла глаза, на мордочку снизошло выражение предельной эйфории:

— Герасим!.. Герасим, если б ты знал, что мне сейчас приснилось… Это… Что?! Кто?! Где Герасим?! Кто вы?! о-о, нет! Нет, только не это… Мама, я хочу обратно…

— У меня такое ощущение, — задумчиво сказал Илья, — что компания у нас подбирается душевная, но… причудливая. В том смысле, что с причудами. Этот комок истерики и визгов — тоже из твоего мира?

— Нет, — ответил я. — Это из классики.

— Откуда? Впрочем, не объясняй, все одно не пойму. Я все же больше по части «в морду кому дать», а эти ваши загадки нехай Яга разгадывает.

— Баба Яга? — уточнил я. — У вас на кордоне живет баба Яга?

— Ну и что? — хмыкнул Илья. — Что здесь такого? Ну и живет… С ней проще. Бушмэны честные поединки не признают, все норовят какой-нибудь магической пакостью воспользоваться. Все их монстры диковинным оружием владеют, по воздуху летают, под землей ползают. Если б не яговские ворожбы, давно бы мы там все полегли. Как в Багдаде, где все спокойно, ибо — кладбище. А то, что ведьмой стала… Были у нее причины. Что делать… И так бывает… Все, нам пора. Собирайся в дорогу.