Русская поэзия за 30 лет (1956-1989) - [34]

И вот другой пример:

Вновь будут неверными средства и цели,

Вновь правдой все то, что мы сердцем хотели,

Вновь логика чувствами будет подмята,

И горькая будет за это расплата.

В этих строках из поэмы "По ком звонит колокол" явно чувства подмяты логикой. "И горькая будет за это расплата"… Все ясно, всё сформулировано, как в статье. И мастерство тут — в четкости формулировок, в однозначности сказанного, которое в с я к и й читатель воспримет однозначно и одинаково с другими. Так, как ему сказано. Никакого домысливания, никакого читательского сотворчества тут не может быть. Рифмы и ритм здесь играют служебную роль: помогают вбить в логический участок мозга формулировку. Это едва ли из области поэзии.

Теперь возьмем строки из "Московской поэмы":

Где сдает поименно

Нас по спискам Зе-Ка

Вертухаю с вагона

Вертухай с воронка.

Чёткая сухая проза: ничего лишнего. Но отвлечёмся от пограничных примеров. Возьмем чисто лирический аспект у Коржавина, ту поэзию его, о которой и надо тут говорить, поскольку речь в данном контексте идет не о публицисте или прозаике. Не о рассказах в рифму, не о трактатах, а всё же о стихах.

Я плоть, Господь, но я — не только плоть.

Прошу покоя у Тебя, Господь.

Прошу покоя, но совсем не льгот,

Пусть даже нищета ко мне идет,

Пускай стоит у двери под окном,

И держит ордер, чтоб войти в мой дом…

Это стихотворение — почти молитва, где мелодия порождает слова и вызывает не логическое сопонимание, а лирическое сопереживание, хотя оно тоже по сути автологично…

В этом смысле — одно из самых поэтических стихотворений Коржавина, вовсе лишенное признаков прозы и далекое от всякой автологии —"Эмигрантское". Это восьмистишие "томов премногих тяжелей", благодаря емкости метафоры, неоднозначности восприятия ее, поиску духовной ис¬тины и мельканию кадров человеческих судеб. Вот оно полностью:

Не назад же! Пусть тут глупость непреклонна,

Пусть как рвотное мне — полые слова,

Трюм планеты, зло открывший все кингстоны,–

Вот какой мне нынче видится Москва.

Там — вода уже над всем, что было высью,

Там судьба уже ревет, борта сверля…

…Что же злюсь я на игрушечные мысли

Здесь, на палубе того же корабля

В рифмованной публицистике Коржавина часто звучат воинствующие сатирические интонации. Порой и в лирике (которой у него весьма немного) проявляется жесткая ирония. Есть у него некоторые стихи полностью сатирические. И это — лучшее в творчестве Наума Коржавина. Вот озорное и меткое "Подражание господину Беранжеру", написанное в стиле ядовитых песенок французского поэта. Все скандалы и "революции" в стаканах вина или круж¬ках пива получают точную оценку поэта, смотрящего на эти "собы¬тия", как взрослый на детские глупости. Поэту известно, к чему ве¬дут эти игры, Поэтому — рефрен:

Нет, не зря не хочу я к ним ехать,

Пусть к ним едет советская власть

А вот когда "товарищу Дэвис Анджеле

доверяют правленья браз¬ды", то результаты легко предсказуемы и подальше от всего этого, "под сенью банальной свободы", можно и снисходительно сказать:

Я тогда о судьбе их поплачу,

Правоте своей горькой не рад,

И по почте пошлю передачу

Даже Сартру, какой он ни гад.

Классический вопрос — "кто виноват" получает у Коржавина бескомпромиссный ответ: "мы все". Второй столь же классический русский вопрос — "что делать" ответа не ждет… отвечая на него, неминуемо превра¬тишься в идеолога, а там недалеко и до соблазна утвердить свою пра¬воту неправыми путями. И все пойдет сначала…

И все-таки: что де¬лать?

Выбор — веку подстать:

Никуда тут не скрыться:

Драться — зло насаждать,

Сдаться — в зле раствориться.

(Но это уже опять почти чистая как бы буддистская публицистика!)

А в процессе утверждения истины "любыми средствами" цели вооб¬ще испаряются и средства (любые — по условию задачи!) сами за¬нимают место целей. И все же человек может, должен уйти –

От созидательных идей,

Упрямо требующих крови,

От разрушительных страстей,

Лежащих тайно в их основе.

Уйти, как ушел, пройдя нелегкий путь, сам поэт.

И всё же, на мой взгляд, есть у Коржавина одно произведение, которое строго говоря относится не столько к поэзии, сколько к эстраде — но оно блестящее. Это веселая, пародийная и очень точная переделка статьи Ленина «Памяти Герцена. Подробное и весьма смешное изложение этой статьи, относящейся к бойкой «желтой журналистике», которой у Ленина было немало, заставляет смеяться безудержно!

…Но декабристы разбудили Герцена.

Он недоспал. Отсюда всё пошло.

,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

Какая сука разбудила Ленина?

Кому мешало, что ребёнок спит?

………………………………………….

Ах, декабристы. Не будите Герцена:

Нельзя в России никого будить!

20. ЦАРЕВНА МЫШИНЫЙ ГОРОШЕК (Элида Дубровина)

Все книги ее стихов — с компромиссами: почти в каждой есть несколько стихотворений, хотя и не фальшивых, и достаточно искренних, но банально-декларативных, типичных для большинства стихотворцев её поколения. Стихи эти — так называемые «паровозы» — помещены, как полагалось, в начало каждой книги по молчаливо принятому советскому ритуалу — не для читателей, а специально для цензоров разных рангов. Естественно, что они выглядят очень неуместно в творчестве поэта, столь глубоко погружённого в сказочный мир.