Русская поэзия XVIII века - [32]

В две мозоли и тебе[149] краса становится;

¹⁵⁵ Избит пол, и под башмак[150] стерто много мелу.

Деревню взденешь[151] потом на себя ты целу.

Не столько стало народ[152] римлянов пристойно

Основать, как выбрать цвет и парчу и стройно

Сшить кафтан по правилам щегольства и моды[153]:

¹⁶⁰ Пора, место и твои рассмотрены годы,

Чтоб летам сходен был цвет,[154] чтоб, тебе в образу,

Нежну зелень в городе не досажал глазу,

Чтоб бархат не отягчал в летню пору тело,

Чтоб тафта не хвастала среди зимы смело,

¹⁶⁵ Но знал бы всяк свой предел, право и законы,

Как искусные попы всякою дни звоны.

Долголетнего пути в краях чужестранных,

Иждивений и трудов тяжких и пространных

Дивный плод ты произнес. Ущербя пожитки,[155]

¹⁷⁰ Понял, что фалды должны тверды быть,[156] не жидки,

В пол-аршина глубоки[157] и ситой подшиты,

Согнув кафтан, не были б станом все покрыты;[158]

Каков рукав должен быть, где клинья уставить,

Где карман, и сколько грудь окружа прибавить;

¹⁷⁵ В лето или осенью, в зиму и весною

Какую парчу подбить пристойно какою;

Что приличнее нашить: сребро или злато,

И Рексу[159] лучше тебя знать уж трудновато.

В обед и на ужине[160] частенько двоится

¹⁸⁰ Свеча в глазах, часто пол под тобой вертится,

И обжирство тебе в рот куски управляет.

Гнусных тогда полк друзей тебя окружает,

И, глодая до костей самых, нрав веселый,

Тщиву душу и в тебе хвалит разум спелый.

¹⁸⁵ Сладко щекотят тебе ухо красны речи,

Вздутым поднят пузырем,[161] чаешь, что под плечи

Не дойдет тебе людей все прочее племя.

Оглянись, наместников[162] царских чисто семя,

Тот же полк, лишь с глаз твоих — тебе уж смеется,

¹⁹⁰ Скоро станет и в глаза: притворство минется,

Как скоро сойдут твоих пожитков остатки.

(Боюсь я уст, что в лицо точат слова сладки.)

Ты сам неотступно то время[163] ускоряешь:

Из рук ты пестрых пучки бумаг[164] не спускаешь

¹⁹⁵ И мечешь горстью твоих мозольми и по́том

Предков скопленно добро. Деревня за ско́том[165]

Не первая уж пошла в бережную руку

Того, кто мало пред сим кормился от стуку

Молота по жаркому в кузнице железу.

²⁰⁰ Приложился сильный жар[166] к поно́сному резу,

Часто любишь опирать[167] щеки на грудь белу,

В том[168] проводишь прочий день и ночь почти целу.

Но те, что стенах твоей[169] на пространной салы

Видишь надписи, прочесть труд тебе немалый;

²⁰⁵ Чужой глаз нужен тебе и помощь чужая

Нужнее, чтоб знать[170] назвать черту, что, копая,[171]

Воин пред собой ведет, укрываясь, к валу;

Чтоб различить, где стены часть одна помалу[172]

Частым быстро-пагубных пуль ударом пала,

²¹⁰ Где, грозно расседшися, земля вдруг пожрала;

К чему тут войска одна часть в четверобочник[173]

Строится; где более нужен уж спомочник[174]

Редким полкам[175] и где уж отмененны силы[176]

Оплошного недруга надежду прельстили.

²¹⁵ Много вышних требует[177] свойств чин воеводы

И много разных искусств: и вход, и исходы,

И место,[178] годно к бою, видит одним взглядом;

Лишной безопасности[179] не опоен ядом,

Остр, проницает врагов тайные советы,

²²⁰ Временно предупреждать удобен наветы;

О обильности в своем таборе печется[180]

Недремительно; любовь ему предпочтется

Войска, чем[181] страшным им быть и вдруг ненавидим;

Отцом невинный народ[182] зовет, не обидим

²²⁵ Его жадностью, — врагам одним лишь ужасен;

Тихим нравом и умом и храбростью красен;

Не спешит дело начать; начав, производит

Смело и скоро — не столь бегло Перун[183] сходит,

Страшно гремя; в счастии умерен быть знает,

²³⁰ Терпелив в нужде, в бедстве тверд, не унывает.

Ты тех добродетелей, тех чуть имя знаний

Слыхал ли? Самых числу дивишься ты званий[184],

И в один все мозг вместить смертных столь мнишь трудно,

Сколь дворецкому не красть иль судье — жить скудно.

²³⁵ Как тебе вверить корабль?[185] ты лодкой не правил,

И хотя в пруду твоем лишь берег оставил,

Тотчас к берегу спешишь: гладких испугался

Ты вод.[186] Кто пространному морю первый вдался,

Медное сердце[187] имел; смерть там обступает

²⁴⁰ Снизу, сверху и с боков; одна отделяет

От нея доска,[188] толста пальца лишь в четыре, —

Твоя душа требует грань с нею[189] пошире;

И писана смерть[190] тебя дрожать заставляет,

Один холоп лишь твою храбрость искушает,

²⁴⁵ Что один он отвечать тебе не посмеет.

Нужно ж много и тому, кто рулем владеет,

Искусств и свойств, с самого укрепленных детства,[191]

И столь нужней те ему, сколь вящи суть бедства

На море, чем на земле. Твари господь чудну

²⁵⁰ Мудрость свою оказал, во всех неоскудну

Меру поставя частях мира и меж ними

Взаимно согласие; лучами своими[192]

Светила небесные, железце, немногу

От дивного камня взяв силу, нам дорогу

²⁵⁵ Надежную в бездне вод показать удобны;

Небес положение на земле способный

Бывает нам проводник и, когда страх мучит

Грубых пловцов, кормчего искусного учит

Скрытый камень миновать иль берег опасный,

²⁶⁰ И в пристань достичь, где час кончится ужасный.[193]

Недруга догнать, над ним занять ветр способный[194]

И победу исхитить, вступя в бой удобный, —

Труд немалый. На море, как на земле, те же

Прочи вождев должности: тебе еще реже

²⁶⁵ Снилась трубка и компас,[195] чем строй и осада.

За красным судить сукном[196] Адамлевы чада[197]

Иль править достоин тот, кому совесть чиста,

Сердце к сожалению склонно и речиста