Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма - [98]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Поэтика русского символизма была явлением, во многом пионерским в рамках общеевропейского литературного процесса. Ею ставились уникальные задачи теургического воздействия средствами искусства на предметный мир с целью его пересоздания. Феномены символа, синтеза, стилизации и т.д. были в ее рамках наполнены новым «магическим» смыслом. При этом синтезу отводилась роль всепроникающего, цементирующего и систематизирующего компоненты этой поэтики явления.

Художественный синтез в русской литературе начала XX века, как показал анализ, представляет собой весьма сложное образование. Однозначное понимание его в духе, аналогичном тем представлениям о синтезе, которые можно получить из наблюдения литературы более ранних эпох, было бы немалым упрощением.

В литературной культуре серебряного века родилась концепция «нового синтеза», в рамках которой перед художником ставилась задача овладения «забытым» (по представлениям авторов этой концепции) несловесными искусствами и словесным искусством – литературой – комплексом магических умений. Синтез искусств уподоблялся по своей роли эффекту резонанса, во множество раз усиливающему производимое действие, которое может не только повлечь великие разрушения, но и, будучи направляемо «боговдохновенными» художниками, осуществить грандиозные созидания. Силой синтетического искусства художественные деятели серебряного века надеялись преобразовать мир (причем, не только в духовном, но и в физическом смысле – всерьез к этому готовился, например, композитор А.Н. Скрябин).

Художественный синтез такого рода мыслился как синтез «религиозный», «мистический», что было естественно для авторов, считавших материалистическую картину мира вульгаризацией, затмением умов (вызванным в людях потусторонними силами зла) и т.п. Этот синтез призван был наделить синтетическое «искусство будущего» колоссальными возможностями, которыми искусства, взятые по отдельности, естественно, не обладают.

Музыка признавалась обычно тем центром, вокруг которого будут группироваться другие искусства.

Задачи магического преобразования жизни, грядущего нового жизнестроительства, понятно, выходили за рамки обычных представлений о задачах искусства. Но это не смущало теоретиков серебряного века, раз они подчеркивали, что просто возвращаются к исконным, забытым задачам и целям, которые некогда управляли усилиями волхвов, жрецов и т.п. Благодаря особому применение символов в обычных словах языка предполагалось восстановить особые скрытые магические смыслы (синтетическое искусство – средство общения с «потусторонним», с Высшей Творящей Силой, от которой и должны быть получены те небывалые энергии, которые необходимы для осуществления сверхъестественного преобразования мира).

Боговдохновенные поэты, согласно таким представлениям, произведения свои создают тоже по озарению свыше, как бы лишь записывая им внушенное, «продиктованное». Магическое слово боговдохновенного художника не может не быть словом соборным. Высшая же форма этого религиозно-мистического и соборного творчества – мистерия, которая обычно теоретически мыслилась по образу и подобию христианской литургии (практически к созданию мистерии подходил тот же Скрябин). Исполнение мистерии представлялось тем актом мощного воздействия на «микрокосм» человека и на вещный, природный мир, который невероятно форсирует эволюцию сущего (реализуя, в частности, ницшеанские обетования).

Потерпев неудачу с воплощением в жизнь своих теургических чаяний, своей «мистериальной» программы, творческие деятели серебряного века провели (в ходе попыток их осуществить) ряд интереснейших, обогативших литературу и искусство экспериментов. В творчестве А. Белого, А. Блока, К. Бальмонта, Ф. Сологуба и др. явились замечательные высокохудожественные (в обычном, эстетическом смысле) произведения поэзии и прозы. Явились интереснейшие произведения, синтезирующие музыку и литературу, живопись и литературу, поэзию и прозу и т.д. Не достигая своей прямой цели, «теургические» порывы явно стимулировали их создание, влияя на интенсивность творческой деятельности художников, на характер и направленность их вдохновения. Продолжившись в отрыве от первоначальных, характерных для серебряного века религиозно-мистических задач, внутрилитературные эксперименты дали интересные образцы поэзии в прозе, поэзии, как у Блока, музыкально окрашенной, живописно-изобразительной поэзии и прозы и т.д.

Наконец, в кругах писателей, отдаленных от характерной для символистов атмосферы мистических предчувствий, теургических усилий и т.п., художественный синтез тоже вызывал интерес. Под знаком его, строго говоря, жила вся культурная эпоха. Ив. Бунин, Б. Зайцев, И. Шмелев и др. воспользовались синтезом, как испытанным литературой в прежние эпохи (например, на грани XVIII – XIX вв.) надежным средством обогащения художественной «палитры» писателя. Благодаря синтезу поэзии и прозы в творчестве Чехова, Бунина, Зайцева и др. было достигнуто органическое сочетание компактности внешней формы с исключительной смысловой концентрацией «внутри» произведений. Тем самым в этом варианте синтез сыграл роль оригинальной, позволившей разрешить многие новаторские задачи системы технических приемов писателя.