Русская литература первой трети XX века - [5]

С самых же первых дней Гиппиус решительно заявляет о неприятии свершившегося и до конца жизни остается противником всего, что делается в России и СССР. Для нее не было и не могло быть примирения с новым строем и людьми, его принявшими (наиболее отчетливый пример — многократно анализировавшиеся послереволюционные отношения с Блоком). Ее стихи этого времени словно выходят за пределы собственно поэзии, приобретая особую интонацию, притягательную и отталкивающую одновременно. Кипение злости в них достигает такой температуры, что стихи кажутся обжигающими, но обжигающими не собственно поэтической силой, а именно отчетливо и беспощадно выраженной эмоциональностью. Они оказываются по ту сторону поэзии, превращаясь в документы времени, подобно публицистике[18] и дневникам Гиппиус, как опубликованным ею самой, так и оставшимся в архиве и напечатанным только недавно[19], спорить с которыми невозможно: их надо принимать не как исторические свидетельства, выискивая определенные факты, а как свидетельство внутреннего состояния человека.

После перехода польской границы Гиппиус, Мережковский и Философов на некоторое время обосновываются в Варшаве, где занимаются агитационной деятельностью, много печатаются в газете «Свобода», полностью подчиняясь ее политической программе (а Гиппиус даже занимается специфически агитационным стихотворчеством, выпуская под псевдонимом Антон Кирша в 1920 г. книгу «Походные песни»). Однако вскоре Мережковские разочаровались и в личности Пилсудского, в котором на какое-то время увидели человека, способного спасти не только Польшу, но и Россию, а также в тактике их близкого друга Б. Савинкова. Вскоре после подписания мира между Польшей и Советской Россией, 20 октября 1920 года Мережковские покинули Варшаву (Философов так там и остался до конца жизни)[20]. Через Висбаден они перебираются во Францию, где живут уже до самой смерти. Однако в эти последние двадцать пять лет творческая и жизненная активность Гиппиус явно уменьшается: постоянной работы в газете или журнале у нее не было, книги удавалось издавать с трудом, все меньше находилось желающих принимать участие в кружках. Мережковские оказывались во все большей и большей изоляции, которая скрашивалась только заботами нескольких верных друзей, особенно постоянного их секретаря, поэта В.А.Злобина.

Особенно двусмысленной была позиция Мережковских по отношению к Гитлеру. По тем данным, которые сейчас имеются, однозначно определить это отношение вряд ли возможно, однако на основании мемуаров Ю.Терапиано и наиболее подробной биографии Гиппиус, написанной Т. Пахмусс, которая собрала ряд воспоминаний современников, эта позиция выглядела так. Гиппиус презирала Гитлера и ненавидела его тоталитарный режим, однако в принципе считала, что если ему удастся сокрушить советскую власть, то даже его правление будет оправдано.

Такая позиция определилась еще в самые первые месяцы после установления советской власти. 1 — 2 января 1918 года она записывала в дневнике: «...сейчас у нас (всех) только одна, узкая, самая узкая, цель: свалить власть большевиков. Другой и не должно быть. Это единая, первая, праведная: свалить, все равно чем, все равно как, все равно чьими руками»[21]. Этого она придерживалась и в Польше, надеясь на Пилсудского, и позднее. Но после вторжения Гитлера во Францию Гиппиус оказалась настроена по отношению к нему резко отрицательно. По-другому вел себя Мережковский: в 1939 году он выступил по французскому радио с речью, где «сравнивал Гитлера с Жанной д'Арк, призванной спасти мир от власти дьявола, говорил о победе духовных ценностей, которые несут на своих штыках немецкие рыцари-воины, и о гибели материализма, которому во всем мире пришел конец»[22]. Чуть ниже тот же мемуарист вспоминает: «Мережковского, как говорили потом уже, после освобождения, увлекли на немецкое радио В.Злобин и одна их иностранная знакомая, думая, что подобное выступление может облегчить их тяжелое материальное положение, — без ведома З.Гиппиус, которая якобы чуть не умерла от возмущения и негодования, когда узнала о злополучной речи»[23]. Наконец, в письме к Темире Пахмусс он же написал: «После речи она сказала Дмитрию Сергеевичу: «Теперь мы погибли!»»[24]. Впрочем, Мережковский прожил после этого недолго: он скончался 7 декабря 1941 года. Гиппиус пережила его менее чем на четыре года и умерла 9 сентября 1945-го. За два года до смерти она начала писать книгу о Мережковском и, хотя некоторые их знакомые пишут, что умственные способности Гиппиус в это время оказались резко ограниченными, текст книги, как представляется, доказывает обратное. Книга оборвалась буквально на полуслове, как на полуслове оборвалась сама жизнь Зинаиды Гиппиус, за много лет писательской своей биографии так и не обретшей внутренней успокоенности.

После беглого обзора биографии обратимся теперь к творчеству Гиппиус, отметив, что наиболее чуткие критики, да и сама Гиппиус не раз говорили, что ее стихи и рассказы, романы и повести, критические статьи и мемуары вовсе не представляют собою явления, обладающего принципиальной самоценностью.