Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен - [54]
Вероятно, найдутся читатели, склонные думать, что гневный акцент поэта – всего лишь реакция на личные превратности судьбы. Однако Лермонтов – автор знаменитой «Думы», в которой боль за Россию и любовь к ней слиты воедино, а также автор стихотворения «Родина». Это стихотворение начинается весьма симптоматично: «Люблю Россию я, но странною любовью!…» Сам Лермонтов как бы объясняет «странность» своей любви:
Поэт свою «странную» любовь к Отечеству передает через любовь к природе – символически:
Как и у Пушкина, идиллические картины эти не могут скрыть боль, стыд поэта за Россию. В своей «Думе» боль за Россию поэт обращает уже к ее будущему, к ее судьбе. Эсхатологическая направленность «Думы» не умаляет, а, наоборот, усиливает любовь к Родине:
Поражает актуальность этих строк, написанных более 150 лет назад. Как будто они написаны о нашем времени, когда равнодушие к добру и злу становится чуть ли не доминантой жизни многих людей, ведущих себя как «на пиру чужом», как «презренные рабы», а некоторые представители власти «по макушку» завязли в «ошибках отцов» и богаты «поздним их умом».
Завершая фрагмент о «загадочной» судьбе России, о парадоксальном, но истинно патриотическом выражении любви к ней, вспомним Н. В. Гоголя. Обличавший российские «кувшинные рыла», вскрывший самые глубинные мерзости российского бытия, он вместе с тем воспел Россию с ее язвами, влекомый великой любовью к ней и страстным желанием вылечить ее национально-исторические «болячки». «Идея служения Родине основывалась у него на прочном фундаменте патриотизма…..» истинного, духовного. Чтобы любить Россию, нужно иметь много любви к человеку». «…Любовь к русской душе и русскому человеку, стремление познать "высокое и низкое природы нашей" обусловливали религиозно-романтический характер миропонимания Гоголя»[253].
У Гоголя много ссылок на тайны и загадки России, много таинственных предчувствий по поводу ее судьбы и особого предназначения. И здесь нельзя не вспомнить ряд знаменитых авторских отступлений в поэме «Мертвые души»: «Какая же непостижимая тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается неумолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня?….» «Что за неведомая сила заключена в сих неведомых конях?….» «Русь, куда же несешься ты? дай ответ. Не дает ответа». «У! Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь…» И как обнадеживающе, оптимистически, перспективно (идея наших дней!) звучит предсказание: «Что пророчит сей необъятный прстор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца?….»[254]
Таковы некоторые обобщения, которые предуготовляли читателя к восприятию собственно содержательной структуры русской идеи[255]. В соответствии с понятием «структуры», избегая элементарного перечисления локальных компонентов, можно представить содержательную структуру русской идеи как закономерные, сущностные (интегрирующие), наиболее важные связи и отношения.
Они, хочется надеяться, с одной стороны, разовьют предуготовительные положения, а с другой – представят содержание русской идеи в философско-историческом аспекте, т. е. как специфическую для России конкретизацию всеобщей для человечества, а точнее для определенных цивилизаций концепцию проблемы национальной идеи.
1. Русская идея отражает и выражает смысл существования России в мире, ее планетарную миссию и место в системе мировых цивилизаций.
2. Русская идея выражает социально-групповые и персональные воззрения на промыслительную судьбу России, особенно ее будущее, в контексте уникальной героической и трагической ее истории.
3. Русская идея интегрирует все основные стороны культуры, прежде всего духовную культуру русского и других народов России. Православное христианство и православное богословие вместе с некоторыми другими конфессиями и конфессиональными учениями, органично вписываясь в российскую духовную культуру, являются духовно-нравственным базисом русской идеи. Именно этот базис способен стать генератором масштабного возрождения, которого ждут народы России.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.