Русская и Сербская Православные Церкви в XX веке. История взаимоотношений - [39]

.

Отношение оккупационных властей к русской церковной эмиграции в Югославии в целом продолжало оставаться настороженным. Показательно, как 10 марта 1942 г. немецкий цензор исправил статью Г. П. Граббе «Сербская Церковь против коммунизма», опубликованную затем в белградской газете «Наша Борба». В этой статье управляющий делами Синода достаточно объективно и в то же время лояльно по отношению к немецкой политике проанализировал отношения Сербской и Русской Церквей в новейшее время. Цензор вычеркнул из статьи несколько слов, показавшихся ему вредными и опасными, – «вечная, великая, славянская Россия» и «Югославия»[312].

В марте 1942 г. белградское гестапо завело на Г. П. Граббе личное дело, где он был назван «секретарем РПЦЗ в Сербии».

Дело появилось в связи со статьей, где Граббе упоминал «великую Россию», и в основном содержит материалы о взаимоотношениях управляющего делами Архиерейского Синода с немецкими органами власти и цензуры; факт сотрудничества Граббе с СД в качестве секретного сотрудника в нем не зафиксирован. В целом со стороны германских органов безопасности к Граббе проявлялось благожелательное внимание, но оно не переходило границы обычного отношения к фольксдойче (лицу немецкой национальности) и известному антикоммунисту[313]. В журнале Архиерейского Синода «Церковная жизнь» в период оккупации изредка публиковались антиеврейские статьи, и все они, очевидно, вышли из-под пера Г. П. Граббе[314].

С другой стороны, многие представители русской церковной эмиграции подвергались гонениям со стороны оккупантов и поддерживавших их албанских и хорватских националистов. Так, в апреле 1943 г. в Белград из-за жестокого преследования усташей и хорватских властей вынужденно переехали около 40 сестер Хоповской (бывшей Леснинской) русской монашеской общины. Они поселились в двух комнатах русского дома (общежития) престарелых на городской окраине Сеньяк, где был небольшой домовый храм. Здесь сестры испытали тесноту, голод, бомбардировки англо-американской авиации[315]. В сентябре 1944 г. сестры переселились в центр города в бывшее общежитие русских студентов.

Неблагоприятные для III рейха перемены в позиции Православных Церквей Юго-Востока Европы на завершающем этапе войны в конце концов заставили германские ведомства внести некоторые коррективы в свое отношение к РПЦЗ. Проводившаяся с начала войны политика по возможности полной изоляции Архиерейского Синода в Белграде неукоснительно осуществлялась до сентября 1943 г. Все попытки членов Синода получить разрешение на встречу с архиереями оккупированных областей СССР или даже с епископами своей Церкви в других европейских странах оканчивались безрезультатно. Даже митрополит Серафим (Ляде) только один раз смог приехать в Белград с докладом, да и то не на заседание Синода.

Архиепископ Василий (Родзянко).

С иерархами возникших автономных Украинской и Белорусской Церквей, несмотря на всевозможные препятствия, РПЦЗ в 1942 г. установила связь и поддерживала эти Церкви, так как они рассматривались в качестве составных частей единой Русской Церкви. Определенные непрочные и непостоянные контакты удалось установить и с духовенством оккупированных областей России[316].

Из всех государственных немецких ведомств Первоиерарх РПЦЗ изредка переписывался лишь с Министерством церковных дел, как и в 1930-е гг., занимавшим достаточно благожелательную позицию по отношению к русскому православию[317].

Исходя из тех представлений, которые были высказаны Собором русских зарубежных епископов задолго до войны, митрополит Анастасий по своей собственной инициативе, без всякого немецкого давления, еще 14 сентября сделал заявление о непризнании выборов Московским патриархом митрополита Сергия (Страгородского)[318]. Подобное решение владыка Анастасий хотел вынести и на заседание Синода, 28 сентября он переслал свое заявление для ознакомления его членам – митрополиту Серафиму (Ляде) и архиепископу Серафиму (Соболеву)[319].

Не все в заявлении митрополита Анастасия устраивало германские ведомства, в частности, цитирование обращения Сталина к русскому народу, но в целом оно оказалось воспринято МИДом как неожиданное приобретение. В этой связи было позволено провести в Вене не встречу двух митрополитов, а целую архиерейскую конференцию (единственную за годы войны)[320].

Конференция, получившая официальное название «Архиерейское совещание иерархов Православной Русской Церкви Заграницей», состоялась в Вене 21–26 октября 1943 г. в помещении Покровской церкви. В ней участвовало 12 священнослужителей РПЦЗ, а также два представителя Белорусской Церкви – архиепископ Гродненский и Белостокский Венедикт и архимандрит Григорий (Боришкевич). Присутствие двух последних стало единственным за годы войны случаем допущения встречи иерархов РПЦЗ и иерархов оккупированных территорий СССР[321]. 24 октября в Свято-Николаевском храме в Вене была даже совершена по предложению Белорусского Синода хиротония архимандрита Григория во епископа Гомельского и Мозырского. Иерархи РПЦЗ считали это событие очень важным как факт определенного проникновения в оккупированные области.