Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [31]

. Особенностью первых лет было и то, что «в старшие классы приходили юноши, украшенные знаками отличий из воинских русских частей, из рядов сербской стражи на пограничных горах, из рудников и с шоссейных работ. Все они сознательно хотели учиться, все имели большой и тяжелый жизненный опыт. Они первые дали гимназической работе тот характер серьезности и напряженности, который и ныне остается традицией гимназии <…> Рефераты и семинарские занятия стали естественной частью гимназического учебного плана»²²⁶.

При этом «непреходящие ценности русского творчества» оставались «главным воспитательным материалом, под влиянием которого формировались души ее учащихся». И гимназия не отказывалась от знакомства своих питомцев «с творчеством тех русских людей, которые остались на родине и отражают в своих произведениях неумирающую душу родного русского народа»²²⁷.

И, пожалуй, основная задача русских водителей русских детей состояла, повторю, в сохранении в их душах образа Родины. Достаточно выразительно и в то же время профессионально об этом высказался Иван Михайлович Малинин, по прозвищу Иоанн Златоуст²²⁸, полученном им еще в России: «Наши дети живут либо в небольшой и замкнутой русской среде (в закрытых учебных заведениях), и потому неизбежно однообразной и относительно бедной по содержанию; или, оставаясь при родных, большую часть времени находятся под влиянием, хотя и родственной, но не родной все-таки стихии. Вместо прежнего нормального мощного и непрерывного воздействия родины, которое незаметно просачивалось в душу ребенка и большими и малыми путями, теперь имеют место лишь разрозненные и случайные влияния. Нетрудно заметить и результаты такого положения; они даже внешним образом сказываются на языке детей. В этом отношении мы вовсе лишены оживляющего действия народного языка. Наши дети знают лишь язык литературный (если и его знают), язык взрослых, или окружающих. Русские поговорки, пословицы, меткие народные словечки не вошли в их лексикон. Но есть и иные грозные опасности. Зрительные впечатления от родины заменить ничем нельзя. Русские картины природы, русские народные платья, русская деревня, русский город, просто, наконец, русские лица, — все это неизвестно и, в качестве первых незабываемых детских впечатлений, останется неизвестным. А ведь именно тут-то и ложится глубокий фундамент будущей сознательной любви к родине. Перед нами стоит задача, если мы не хотим потерять наших детей для России, заменить все это недостающее каким-то, пусть искусственным, пусть недостаточным, но планомерным и настойчивым действием. Эту задачу должна взять на себя русская школа и, избавив ребенка от того безобразного переобременения, которое имело место до сих пор, научить его чувствовать себя русским и хотеть быть русским.

Но есть некоторые особенности нашей жизни в изгнании, которые осложняют, казалось бы, ясную задачу воспитания в национальном духе.

Есть педагогическая опасность в том, что в животворящее и бодрое чувство любви к родине вносится и нечто от политики.

Есть опасность в том, что преподаватели, склонные критически и отрицательно относиться к явлениям нашей прошлой исторической жизни, сообщать эти мысли свои умам, еще юным и не могущим в должной мере самостоятельно разобраться во всем сообщаемом. Есть возрасты, когда на первом плане должен быть расцвет и подъем тех или иных возвышенных чувств. И нельзя преждевременно вызывать критические мысли без непоправимого в дальнейшем угасания чувства. Нечего говорить уже о том, что при патриотическом настроении большей части нашей молодежи такой характер преподавания неизбежно будет производить оскорбительное впечатление на молодую душу, и, конечно, лишит школьные занятия того воспитательного значения, какое столь необходимо придать им.

Но есть и другая опасность, с другой стороны. Не умея отделить самые дорогие свои политические мечтания от чувства любви к родине, преподаватели настолько сливают их в своем изложении на уроках, во всех приемах воспитания национального чувства, что самое понятие родины исчезает за определенными политическими формами, даже порой за определенными именами и лицами, исчезает и подменивается ими»²²⁹.

А как же тогда «православие, самодержавие, народность»? Именно эта триада пронизывает русскую историю, точнее, историю Родины.

Теперь остановлюсь немного на нескольких именах учителей.

Владимир Дмитриевич Плетнев (1877–1954), полковник, преподавал в Александровской военно-юридической Академии и в Университете… ²³⁰. Еще в России во время преподавания (с 1905 г.) в Чугуевском юнкерском училище его считали не без основания как человека «левого или даже «розового»²³¹. Февральскую революцию встретил с удовлетворением. В 1919 г. начал свой «бег» из красной России, чтобы в начале 1920 г. прибыть в Королевство сербов, хорватов и словенцев²³².

Его главным детищем и стала упомянутая гимназия, куда подбирал учителей с прогрессивными взглядами, привлекал университетских преподавателей, крупных ученых²³³.

Его знаменитый призыв «думайте!», «проникал во все уголки ученической жизни»: «кто не хотел думать добровольно, тех заставляли». «Гимназия — это мы и вы», — говорил он, обращаясь к своим питомцам: «процветание гимназии и ее авторитет зависит от вас самих, а потому относитесь со всей серьезностью к вашей работе»