Русская ёлка: История, мифология, литература - [13]
Однако к будущей рождественской ёлке указ Петра имел весьма косвенное отношение: во-первых, город декорировался не только еловыми, но и другими хвойными деревьями; во-вторых, в указе рекомендовалось использовать как целые деревья, так и ветви, и, наконец, в-третьих, украшения из хвои предписано было устанавливать не в помещении, а снаружи — на воротах, крышах трактиров, улицах и дорогах. Тем самым ёлка превращалась в деталь новогоднего городского пейзажа, а не рождественского интерьера, чем она стала впоследствии. Текст царского указа свидетельствует о том, что для Петра в вводимом им обычае, с которым он познакомился, конечно же, во время своего путешествия по Европе, важной была как эстетическая сторона (дома и улицы велено было украсить хвоей), так и символическая: декорации из вечнозелёной хвои следовало создавать в ознаменование Нового года.
Петровский указ от 20 декабря 1699 года является едва ли не единственным документом по истории ёлки в России XVIII века. После смерти Петра, судя по всему, его рекомендации были основательно забыты, но в одном отношении они имели довольно забавные последствия, добавив к символике ели новые оттенки. Царские предписания сохранились лишь в убранстве питейных заведений, которые перед Новым годом продолжали украшать ёлками. По этим ёлкам (привязанным к колу, установленным на крышах или же воткнутыми у ворот) опознавались кабаки. Деревья стояли там до следующего года, накануне которого старые ёлки заменяли новыми. Возникнув в результате петровского указа, этот обычай поддерживался в течение XVIII и XIX веков. Пушкин в «Истории села Горюхина» упоминает «древнее общественное здание (то есть кабак. — Е.Д.), украшенное ёлкою и изображением двуглавого орла» [347, 189]. Эта характерная деталь была хорошо известна и время от времени отражалась во многих произведениях русской литературы. Д.В. Григорович, например, в повести 1847 года «Антон-Горемыка», рассказывая о встрече своего героя по дороге в город с двумя портными, замечает: «Вскоре все три путника достигли высокой избы, осенённой ёлкой и скворешницей, стоявшей на окраине дороги при повороте на просёлок, и остановились» [104, 170]. Иногда же вместо ёлки на крышах кабаков ставились сосенки: «Здание кабака … состояло из старинной двухэтажной избы с высокой кровлей … На верхушке её торчала откосо рыжая иссохшая сосенка; худощавые, иссохшие ветви её, казалось, звали на помощь» [104, 234]. Эта деталь нашла отражение и в стихотворении М.Л. Михайлова 1848 года «Кабак»:
[259, 67-68]
А в стихотворении Н.П. Кильберга 1872 года «Ёлка» кучер искренне удивляется тому, что барин по вбитой у дверей избы ёлке не может признать в ней питейного заведения:
[270, 830]
В результате кабаки в народе стали называть «ёлками» или же «Иванами-ёлкиными»: «Пойдём-ка к ёлкину, для праздника выпьем»; «Видно, у Ивана ёлкина была в гостях, что из стороны в сторону пошатываешься» (ср. также поговорку: «ёлка (т.е. кабак. — Е.Д.) чище метлы дом подметает»), а ввиду склонности к замене «алкогольной» лексики эвфемизмами, практически весь комплекс «алкогольных» понятий постепенно приобрёл «ёлочные» дуплеты: «ёлку поднять» — пьянствовать, «идти под ёлку» или «ёлка упала, пойдём поднимать» — идти в кабак, «быть под ёлкой» — находиться в кабаке; «ёлкин» — состояние алкогольного опьянения и т.п. [393, 343-344]. Эта возникшая связь ёлки с темой пьянства органично вписалась в прежнюю семантику ели, соединяющую её с «нижним миром».
На протяжении всего XVIII века нигде, кроме питейных заведений, ель в качестве элемента новогоднего или святочного декора больше не фигурирует: её образ отсутствует в новогодних фейерверках и «иллуминациях», столь характерных для «века просвещения» и представлявших собою достаточно сложные символические комбинации; не упоминается она при описании святочных маскарадов при дворе; и конечно же, нет её на народных святочных игрищах. В рассказах о новогодних и святочных празднествах, проводившихся в этот период русской истории, никогда не указывается на присутствие в помещении ели. Поэтому и иллюстрация в одном из Рождественских номеров журнала «Нива» за 1889 год «Празднование святок в 1789 году», на которой изображена «святочная сцена» в состоятельном доме, где в углу залы стоит большая разукрашенная ель, могла появиться только из-за неосведомлённости как художника» так и издателей этого еженедельника в истории русской елки. Впрочем, эта ошибка повторялась не раз. К гравюре по картине Э. Вагнера «Рождественская ёлка лет назад» дано объяснение:
