Русская демонология - [50]

— Тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!

Бабка испугалась, колобок из рук выронила, из избы выбежала, дверь колом приперла, села на завалинку, дрожмя-дро-жит. Идет мимо молодец-удалец:

— Не дашь ли мне, бабушка, водицы испить, краюху хлеба поглодать?

— Дала бы, дала бы, миленький, не то что хлебца — колобка сладкого… Замесила я колобок, хотела в печь посадить, заслонку открыла, а из печи дым да гарь да голос такой страшенный: «Тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!» Так я из избы и выбежала, сисижу, дрожу.

— Ну, — молодец-удалец говорит, — много я по земле бродил, много на веку Теньтиков видел. Веди-ко ты меня в избу.

Привела бабка молодца-удальца в избу. Он заслонку открыл, а оттуда дым да гарь да голос такой страшенный:

— Тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!

Испугалась бабка — в угол повалилась, глаза закатила, лежит не дышит.

А молодец — скок на шесток. И слышит:

— Тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!

А молодец — в устье.

— Тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!

А молодец — в трубу.

— Тута сидит Теньтик, Репейная головка. Жестяная шейка. Соломенные ножки!

А молодец выше лезет.

— Ой, тута сидит Теньтик, Репейная головка, Жестяная шейка, Соломенные ножки!

Вылез молодец на крышу, а на трубе Теньтик сидит, маленький-маленький, репейная у него головка, жестяная шейка, соломенные ножки.

Замахнулся на него молодец — упала репейная головка, сгорели соломенные ножки, а жестяная шейка — бряк!

Так и вы, милые: нагрянет на вас беда, не пугайтесь, в угол не забивайтесь, поближе подойдите, получше поглядите — может, она Теньтиком окажется».

Но все же лучше с домовыми было жить мирно. Ю. П. Миролюбов писал о том, к чему могли привести ссоры с домовыми: «Среди разных божеств древности… важнейшее место занимали домовики. Это то же, что и «божества очага» в других странах. Им отводилось почетное место в жизни, и о них заботились. «Только бы Домовой не рассердился»», как говорила прабка Варвара. Рассерженные домовики могли так отравить хозяину или хозяйке жизнь, что хоть со двора съезжай: молоко скисает раньше времени, у коров тощает вымя, куры перестают нестись, «курица кричит петухом», на огороде растет «сила бурьяна», а овощи, не растут, по утрам кони в мыле: «Домовой всю ночь на них скакал по пустынным дорожкам» и т. д. Чтоб избавиться от всего этого, Домовому «надо ставить страву» в предбаннике, в погребе, на леднике. Если и это не помогает, надо «бабку-шептуху» позвать, пускай она пошепчет, походит, зерна по углам посыплет, может, и умилостивит Домового».

Но если к «домовому деду» относиться уважительно, то он не будет буянить. Например, крестьяне знали: «чтобы овечки были спокойны», нужно «подвесить мешочек под потолок с серебряной денежкой. Будет тогда домовой этой денежкой играть и овец не станет трогать». Денежка для этого годится не любая, а только такая, на которой изображен Георгий Победоносец: важно, чтобы там было любимое животное домового — конь (из нынешних монеток домовому подошли бы только мелкие — от одной до пятидесяти копеек, рубли с двуглавыми орлами ему ни к чему). Нравилась ему и всякая мишура: цветные лоскутки, клочки овечьей шерсти, блестки и — горбушка хлеба. Так, в смоленских деревнях домовому предназначали кусок хлеба, обернутый в прошитую красной ниткой тряпочку. Дар относили в сени или на перекресток, где кланялись на четыре стороны и читали молитвы. В Тамбовской губернии для домового клали хлеб и блины под застрехи (застреха, или стреха, — нижний край кровли, свисающий выступ крыши), в Вологодской — оставляли на печном столбе крашеные яйца. В некоторых районах Русского Севера домовому отдавали корочку каши, которую клали в подпечек, а по праздникам ему предназначали горшок круто посоленной каши.

Кормление домового деда (как и всех умерших предков) — обязательный и очень важный ритуал, который соблюдался русскими крестьянами на протяжении многих тысячелетий. Это традиция сохранения живой связи с давними родичами. Кормили домового по большим праздникам: на Рождество, под Новый год, в четверг Пасхальной недели. В Тобольской губернии хозяин дома в Великий четверг бросал под печь мелкую медную монету с таким наговором: «Вот тебе, суседушко-батанушко, гостинцы от меня. Аминь». В этот же день, рано утром, хозяйка пекла три маленькие булочки из ржаной муки, которые клали где-нибудь в укромном месте двора. Утверждалось, что подношение мгновенно поедается домовым. Домового «закармливали» перед Великим постом, угощали на каждое заговенье и разговенье, на Рождество: перед тем как сесть за стол ужинать хозяин с хозяйкою шли на двор, становились у ворот и говорили: «Царь домовой, царица домовица, с малыми детками, милости просим с нами заговлять».

Поужинав, оставляли на столе кушанье и посуду, чтобы домовому с домовихой было чем заговеть. В Забайкалье, оставляя еду на столе, приглашали вечером: «Господин хозяин, приходи заговлять. Вот тебе хлеб-соль, Божья милость, приходи, кушай!»