Russian Disneyland - [50]

Шрифт
Интервал

Как будто описание зарисованных мной «экспериментов»!

Впрочем, не знаю – от таких текстов у меня иной раз рябит в глазах, «всё позволено» будет короче, но опять же без нюансов… я выражаю подобные вещи, надеюсь, не менее тонкие и глубокомысленные, косвенно – в художественной форме.

Вот, к примеру, уже упомянутый и всячески мною и всеми уважаемый старший товарищ поведал такую историю. Когда он работал в школе, то коллега его, вполне взрослый, адекватный и ничем не уродливый дядя, ставший за свои заслуги завучем, повадился… ссать в руковину. Это была обычная эмалированная раковина в коридоре – мыть руки. И он туда наладился в достаточной степени регулярно – так что вот даже об этом стали прозревать посторонние лица – в основном вроде особо прозорливые сослуживцы, а может даже и ученики. Дело в том, что санитарный сей пункт находился в особенном месте – на нижнем полуподвальном этаже на пересечении путей в спортзал, душевые и в столовую и из них – так что как только раздастся звонок, магистраль сия мгновенно заполняется людьми (среди которых есть, кстати, и разгорячённые порозовевшие старшеклассницы, полуголые или в прилипших к телесам – особенно к складке-впадине между полупопиями! – спортивных штанах), и главное тут – успеть приладиться и сделать своё дело за этот всё же существующий в данном (да и в других) случае материальный временной эквивалент понятия «мгновенно». Работаем, так сказать, на контрастах и на грани фола: «Здравствуйте, здравствуйте, девочки! Как ваши дела? (а я вот руки мою, обмывая вот заодно и края руковинки, кем-то видимо неохалюзно оплёванные…)» Вот ведь… «То ли адреналина ему не хватало…» – с серьёзным видом рассуждает над курьёзным феноменом старший товарищ, а я уже дохну чуть ни до слёз, про себя думая, что такие случаи, конечно же, говорят о природе человеческой куда больше и выразительнее, чем многие километры писанного в терминах отвлечённых.

Некоторые сравнивают «Echo», например, с фильмом «Детки» («Kids»)28, вызывающим чувство отвращения (и в то же время сочувствия), тревоги и боли за своих детей, реальных и гипотетических; вызывается из запасников памяти немного подзабытое выражение (почему, интересно?!) – «опасение за будущее всего человечества». Автору же этих строк кажется, что он запечатлел некий новый период лишь в его начале (и самое начало – это конец 80-х, гласность и перестройка, начало 90-х, крушение Империи – т. е., у меня на сегодняшний день это именно вот эти тексты), а вообще я, конечно, мало представляю, чем и как живут современные подроски, никакого Советского Союза и не нюхавшие, – я таращу глаза на список признаков «компьютерной болезни» – «неужели ж этъ не прикол?!», потом нахожу некую их внутреннюю общность с определениями «детей индиго», а уж при рассказах матушки, как ведут себя нынешние немногочисленные ученики нашей видавшей лучшие времена schule (где она сейчас работает), просто плююсь, негодую и с трудом сдерживаюсь от а-ля старческого брюзжания… Вот докатились! – вот докатился!..29

Особенно ещё меня поразил эстонский фильм 2007 года «Класс», посвящённый той же проблеме, о которой я и пишу, – так называемом насилии в школе (отрадно, что как-то без акцента на времени, когда это происходит), весьма сходный со знаменитой лентой Гаса Ван Сента «Слон» (который в сопоставлении с «Классом» кажется туповато-слюняво-америкосной побарденью), только я, так сказать, перенаправляю векторы. А вообще такое прямое разрешение конфликта (ответ насилием на насилие) – самое простое, должны только совпасть воедино некоторые факторы, и тогда – о ужас! – бойтесь возмездия!

Повторю ещё раз: сам я подобного, равно как и описанного в настоящей повести, не оправдываю. Пусть эти произведения служат своего рода предостережением для тех, кто является говном, и своего рода арт-терапией для умных, талантливых и угнетённых. Однако, сводить всё к развлекаловке и эстетизации уж никак нельзя, потому что красота здесь вполне условная, и не только здесь, и вообще она вещь зело хрупкая. Ведь вот, например, что такое Диснейленд у нас все уже давно знают, хотя кто не бывал, представляют его наподобие Макдональдса и даже иногда путают (что, возможно, даже и оправданно), но вот по каким-то странностям судьбы построить в России нечто подобное никто, кажись, и не пытался!.. Как вы знаете из произведений классики, традиции развлечений у нас богатейшие, однако между карнавальностью западной и нашей есть, нам кажется, большая разница. В нашем бытии мало культурности, серьёзности, методичной скучности, меры как таковой, а есть воля, экстрим – «дойти до последнего предела», плюс некоторая мужицко-народная лукавость, такая доля шутки во всём, даже в самом горьком. Как видно, оба эти качества порождают и более глобальное третье – метафизическое измерение самого отношения к жизни. И посему выходит, что карнавал наш не запланированный и регламентированный, а чисто спонтанный, гулевой – уж куда вывезет! Подчас страшный, даже сакральный – именно русский… В формулировках веет бредом, но нам понятно: мы это чувствуем, мы в этом живём. Кому-то этого никогда не понять, но я вас призываю! Ведь акромя уж всех знаний о медведях в ушанках и с бутылками водки (что от действительности подчас не так уж и далеко), недавно, говорят, официально было введено в американский английский прилагательное «russian», означающее что-то типа нашего «смурной»: «I’m so fucken russian today!» Вот вам и русско-американские горки! А для теперешнего


Еще от автора Алексей Александрович Шепелёв
Москва-bad. Записки столичного дауншифтера

Роман в очерках, по сути, настоящий нон-фикшн. В своей фирменной иронической манере автор повествует о буднях спальных районов: «свистопляске» гастарбайтеров за окном, «явлениях» дворовых алкашей, метро, рынках, супермаркетах, парках отдыха и т. п. Первая часть вышла в журнале «Нева» (№2, 2015), во второй части рассказывается о «трудах и днях» в Соборе Василия Блаженного, третья часть – о работе на крупной телекомпании.Впервые публикуется 2-я часть, полный текст 1-й части с предисловием автора.


Echo

Введите сюда краткую аннотацию.


Затаившиеся ящерицы

Сборник необычных эротических новелл блестящего стилиста. «Ящерицы» – настоящий «эротический хоррор»; рассказ напечатан за рубежом, в журнале «Reflections» (Чикаго). «Велосипедная прогулка» – не публиковавшаяся ранее повесть; словно бы перешедшие из «Ящериц» сновидческая эрогротескная оптика, «но и не только». «Дневник WOWеристки» – не публиковавшийся ранее рассказ. «Новая сестра» – миниатюрный шедевр 1997 г., имеющий десяток публикаций. «Темь и грязь» – новелла с мрачноватым сельским антуражем.


Maxximum Exxtremum

Второй роман Алексея А. Шепелёва, лидера группы «Общество Зрелища», исповедующей искусство «дебилизма» и «радикального радикализма», автора нашумевшего в молодёжной неформальской среде трэш-романа «Echo» (шорт-лист премии «Дебют»-2002).«Maxximum Exxtremum» — «масимальный экстрим», совпадение противоположностей: любви и ненависти, высшего и низшего пилотажа экзистенциального бытия героев. Книга А. Шепелёва выделяется на фоне продукции издательства «Кислород», здесь нет привычного попсово-молодёжного понимания слова «экстрим».


Настоящая любовь / Грязная морковь

У Алексея А. Шепелёва репутация писателя-радикала, маргинала, автора шокирующих стихов и прозы. Отчасти она помогает автору – у него есть свой круг читателей и почитателей. Но в основном вредит: не открывая книг Шепелёва, многие отмахиваются: «Не люблю маргиналов». Смею утверждать, что репутация неверна. Он настоящий русский писатель той ветви, какую породил Гоголь, а продолжил Достоевский, Леонид Андреев, Булгаков, Мамлеев… Шепелёв этакий авангардист-реалист. Редкое, но очень ценное сочетание.


Мир-село и его обитатели

По вечерам по тёмной околице бродит человек и громко поёт: «Птица щастья завтрешнего дня, вы-бери меня!..» Это Коля Глухой, местный пьяница: ходит по селу, стучит в окна, требует самогону… Познакомьтесь с ним и с другими колоритными персонажами – жителями обычного села тамбовской глубинки. Не фольклорные, а настоящие современные крестьяне работают, отдыхают, веселятся и грустят, поют и мечтают. Об их настоящем, о советском прошлом с его ушедшей культурой с уважением и юмором рассказывает автор.


Рекомендуем почитать
Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.