Russian Disneyland - [49]
Так, наш друг Виктор Iванiв, хоть и не критик, а настоящий поэт, выдал рецензию на мой первый роман и на первый роман Наташи Ключарёвой «Россия: общий вагон» под названием «На фуражке моей серп, и молот, и звезда» с подзаголовком «Новые радикалы и новые мученики» (!). И то, что он пишет там об «Echo», можно отнести и к рассматриваемой нами повести: «В начале 90-х годов… последние дни переживает советская школа – ослабленный механизм подавления изблёвывает один за другим шаблоны массового сознания. Школьный фольклор является, прежде всего, лексикой травмы, и это – одно из составляющих школьного театра насилия. Сколько его безымянных, безгласных жертв разбрелось по земле! Насилие идёт от игры – от невинной „американки“, где проигравшего поворачивают спиной, заставляют садиться на колени и стараются попасть в него футбольным мячом. Меновая ценность союзной монеты ещё не девальвирована – так юбилейный рубль обменивается на коллективное гомосексуальное изнасилование – такова печальная история одного мальчика». Я всё думал насчёт гомоизнасилования, и понял вроде, что оно символическое, а не реальное (хотя и таких полно), и понял ещё, что всё равно, хоть вроде и не должен был бы страдать особой гомофобией виртуально, не могу его соотнести с собой даже символически. Возникает вопрос: что же тогда сделала со мной ненавистная «барда», школьная система?! Неужто, как выражается мой старший товарищ, бывший педагог, и кстати, заслуженный и любимый учениками, «хрен уже довольно близко к заду поднесли», и всё? Да нет, насилие было (в широком смысле, конечно, а не сексуальное, и в нешироком – не только символическое), но не было никакого релакса и инджойитинга (если только в обратном, символическом, мазохистски-художеском смысле??!!…) – были сопротивление и контрмеры – как раз то, что описано, и то, что написано.
Вот какие пассажи сразу бросились мне в глаза, когда я попытался худо– бедно ознакомиться с наследием ситуанистов, можно сказать, предшественников (поскольку самый знаменитый из них, Ги Дебор, автор термина «общество зрелища»). «Что это за иллюзия, – задаётся вопросом Р. Ванейгем в трактате „Революция повседневной жизни“, – которая не позволяет нашему взгляду разглядеть разложение ценностей, развал мира, фальшь, разъединённость? Может это моя вера в собственное счастье? Вряд ли! Подобная вера не может выстоять ни анализа, ни приступов боли. Скорее это вера в счастье других, неиссякаемый источник зависти и ревности, который негативным путём даёт нам чувство того, что мы существуем. Я завидую, значит я есть. Определять себя по отношению к другим, означает определять другого. А другой, это всегда предмет. Поэтому жизнь измеряется по шкале пережитого унижения. Чем больше кто-то выбирает своё унижение, тем больше он „живёт“; тем больше он живёт упорядоченной жизнью вещей (выделено нами. – А. Ш.). В этом хитрость овеществления, благодаря которой она просачивается, словно кислота в варенье».
С другой точки зрения, уже активности и ответа на вопрос «Что делать?», это выражено в ситуанистском же «Докладе о конструировании ситуаций»: «Настоящая экспериментальная направленность деятельности ситуационистов состоит в гармонизации более или менее осознаваемых желаний и времени/места для их реализации. Именно гармонизация окружающей среды и этих примитивных желаний способна спровоцировать осознание их примитивности и привести к спонтанному возникновению новых желаний, для реализации которых нужно будет создать новую реальность. Таким образом, можно себе представить вид ситуационистски ориентированного психоанализа, который по контрасту с разнообразными фрейдистскими последователями должен будет выявлять подлинные желания в данном месте и в данное время исключительно для их реализации (а не для сублимации, как во фрейдизме). Каждая личность, каждый человек должен находить то, что он хочет, что его привлекает…
Наши исследования могут быть интересны, в первую очередь, для индивидуумов, практически работающих в направлении конструирования ситуаций. Подобные люди все – и спонтанно, и сознательно, – являются предситуационистами – индивидуумами, участвовавшими во всех предшествующих экспериментальных движениях и почувствовавших объективную необходимость этого вида конструирования через осознание сегодняшней культурной пустоты…
Сконструированная ситуация обязательно коллективна в своей подготовке и развитии. Тем не менее, может показаться, что на период первых сырых экспериментов данная ситуация требует на главную роль «режиссёра» одного человека. Если мы представим конкретный проект ситуации, в котором, например, исследовательская команда создаёт эмоционально подвижное собрание нескольких человек на один вечер, мы без сомнения должны различать: режиссёра или продюсера, ответственного за координацию основных элементов, необходимых для создания декора и для выработки определенных инвенций в событиях (как альтернатива, несколько человек могли бы разрабатывать свои собственные интервенции, будучи в той или иной степени не в курсе планов друг друга)…»
