Русичи - [8]

Святослав любил смелых людей и многое прощал за смелость. А тут, кроме мимолётного расположения к смельчаку, был ещё дальновидный расчёт. Князь понял, что ему представляется случай показаться перед вятичами не только сильным, но и милосердным.

Разумный правитель не должен быть излишне жестоким. Жестокость поражает неверность, а доброта — благодарность и ревность к княжеской службе. Но, заранее решив, что помилует молодого вятича, князь спросил его подчёркнуто строго:

— Верно ли, что ты убил воина?

Юноша молча кивнул головой.

Старейшина Смед торопливо объяснил, снимая вину с остальных родичей:

— Это он, он! На всём роде вины нет, только на нём. Род не поручал ему проливать кровь, но только следовать за твоим войском в отдалении…

— Зачем же ты пустил стрелу? — удивлённо спросил Святослав.

Юноша разлепил упрямо сжатые губы, проговорил хрипло, с усилием:

— Твоё войско шло к капищу… Лесные завалы не остановили войско… Я хотел убить воеводу или другого знатного человека, чтобы воины остановились…

— Но ты убил простого десятника!

— Я видел на нём серебряную гривну… Серебро носят на груди только знатные люди…

Святослав вспомнил, как радовался десятник Кара, принимая в награду серебряную гривну. Гривну, которая погубила его спустя несколько часов… Вспомнил и нахмурился.

Тяжёлое молчание повисло в избе. Гридни уже придвинулись к юноше, готовые схватить его по первому знаку. Но Святослав остановил их жестом, заговорил медленно, как бы взвешивая слова и размышляя, на что решиться:

— Кровь за кровь… Есть такой обычай у нас… Но есть и другой обычай, столь же древний, — жизнь за жизнь… К чему склониться? Кровь за кровь или жизнь за жизнь?

Люди слушали, затаив дыхание и стараясь угадать, каким решением закончит князь свою речь-размышление. А Святослав продолжал, также медленно и значительно:

— Отрок пролил кровь до объявления мира. Он не знал, зачем идёт войско — с миром ли, с войной ли. Оттого вина его вполовину меньше…

Воевода Свенельд кивнул, соглашаясь:

— Да, это было до мира!

— Мне не нужно крови этого отрока, старейшина! — решительно сказал Святослав. — Пусть он заменит павшего по его вине воина. Да! Пусть будет так: жизнь за жизнь! Это справедливо?

— Справедливо! — обрадованно поддержал старейшина Смед, разрезая ножом ремень на руках юноши, и добавил строго:

— Отрок Алк! Служи князю верно, как служил роду своему!

— Но сможет ли сей млад заменить десятника? — усомнился воевода Свенельд. — Кар был отважным воином.

— Алк молод, но проворен и храбр, — заступился Смед за своего родича. — Он скачет на коне, как прирождённый степной наездник. Он владеет луком не хуже охотника за рысями. Он понимает печенежский язык…

— Столько много достоинств у столь юного воина? — недоверчиво улыбнулся князь.

— Так испытай его! — предложил Смед.

— Испытай, княже! — заговорили дружинники. — Пусть покажет, что умеет.

И воевода Свенельд тоже сказал:

— Испытай!

Алка подвели к длинной коновязи из берёзовых жердей, возле которой стояли воинские кони.

— Выбирай!

Алк неторопливо прошёлся вдоль коновязи и указал на рослого гнедого жеребца, бешено взрывавшего копытами землю:

— Вот этот!

Дружинники переглянулись, выбор юноши показался им неразумным. Гнедой жеребец, недавно купленный у печенегов, был диким, не обученным ходить под седлом. Даже табунщики боялись приблизиться к нему.

Осторожный Смед посоветовал было взять другого коня, посмирнее, но князь властно оборвал его:

— Воин сам выбирает коня. Пусть отрок возьмёт того, на которого упал его взгляд.

Гнедой жеребец беспокойно всхрапывал, скалил зубы, косился на людей налитыми кровью глазами. Алк осторожно приблизился к нему, протянул руку к холке и едва успел отпрыгнуть, чудом избежав удара копытом.

Отвлекая внимание жеребца, с другой стороны подошли дружинники. Конь навалился грудью на прогнувшуюся жердину, силясь дотянуться до них зубами.

Смед подсказал юноше:

— Пора!

Алк с разбегу вскочил на спину коня, покрытую лишь тонкой попоной, и вцепился руками в гриву. Дружинники проворно отвязали уздечку от коновязи и кинули свободный конец Алку.

Как чёрная молния, взвился жеребец, пронёсся по поляне и исчез за Священной Рощей. Затихал, быстро удаляясь, судорожный перестук копыт.

Лют Свенельдович усмехнулся:

— Своими руками отпустили полонянника. Ищи теперь его как ветра в поле!

Совсем тихо сказал Лют, на ухо отцу, но старейшина Смед услышал его слова и обиженно возразил:

— Алк не убежит. Род отдал его князю и он не опозорит свой род. Если отрок останется жив, он вернётся.

Алк вернулся — пропылённый, в разорванной одежде, с воспалёнными от ветра глазами. Закостеневшие пальцы юноши так крепко вцепились в уздечку, что дружинники с трудом разжали их.

Но и конь устал. Он стоял, покачиваясь на дрожащих ногах, дышал тяжело, загнанно, и в глазах его не было прежней бешеной злости — только покорность воле наездника. Конь был усмирён.

Потом Алк из своего охотничьего лука метал стрелы в красный круг, прислонённый к стволу берёзы, и попадал без промаха. Потом рубился тупыми мечами с кривичем Вестом и выстоял против него.

Дружинники одобрительно переглядывались.