Русичи - [79]

Нонне, проницательный и хитрый, подметил эти нотки в тоне своего собеседника.

— Уж там, боишься ты или нет, — проговорил он, — дело другое, а беды тебе не избежать. Если помирятся Владимир и Ярополк, так Ярополк у Владимира большую силу возьмёт, никогда Владимир не забудет, что он ему старшим братом приходится. Смекаешь ты? Ни-ког-да, — протянул с особенным подчёркиванием арконский жрец, — а умирать-то киевский князь даже и не собирается.

— Что же ты думаешь, Владимир меня ему с головой выдаст?

— Отчего же ему и не выдать? Ты ему чужой, а Ярополк и он одного отца сыновья, так-то. Ты вот обо всём подумал, а этого-то не сообразил; а для тебя всего опаснее, ежели братья сойдутся.

Нонне зло засмеялся.

Блуд молчал; он вздохнул и тихо пошёл вперёд, арконский жрец следовал за ним.

Стемид, как только они отошли, поднялся из-за своего бугра и чуть не бегом поспешил к княжеским хоромам. Однако Варяжко он там не застал, но узнал, что Ярополков любимец пошёл к варяжским воинам, охранявшим Родню с противоположной стороны.

— Ага, знаю, где он, — сообразил Стемид. — Есть у него там приятели. Пойду-ка, да и, наверно, найду его там, — и он снова пустился по Родне на противоположную сторону её Детинца.

14. ПРЕДАННОЕ СЕРДЦЕ

аряжко, действительно, он застал у вождя одной из варяжских дружин, по имени Феодор. Варяг Феодор родился в Киеве, куда пришли с далёкого Севера его родители. До вступления в Ярополкову дружину он находился при мудрой Ольге и, как все, кто служил ей, был христианином. Нравом он был кроток, сердцем незлоблив.

Варяжко любил его не менее, чем Зыбату, и теперь, когда Зыбаты около него не было, он только и отводил душу, что в беседах с Феодором.

Стемид застал их обоих за разговором.

Оба воина, как и все в Родне, были на вид истомлённые и истощённые, исхудалые до крайности и походили скорее на тени, чем на недавно ещё могучих воинов киевской дружины.

— Спасибо тебе, Стемидушка, спасибо, — ласково благодарил Варяжко, — Зыбату, говоришь, видел, челом бил. Эх, жалко, что его нет вместе с нами, но, однако, и радуюсь за него. Круто приходится, круто. А всё-таки держаться будем, не выдадим Князя Великого. Хотя бы всем головы сложить пришлось, а постоим за правду.

— Хорошее ты слово сказал, Варяжко, — улыбнулся ему Феодор, — за правду нужно постоять, правдой земля держится; и вижу я, что одна она, правда-то, и у вас, Перуну кланяющихся, и у нас, что Истинного Бога познали. Вот мы сошлись здесь, и вы, и мы, и так нас крепко правда связала, что терпим из-за неё муку, а против неё не идём.

Варяжко грустно покачал головой.

— Где уж тут идти. Куда тут пойдёшь. Никуда нам не уйти, здесь и останемся.

— Ой, Варяжко, вижу я, в отчаяние ты впадать стал, а я вот думаю, что Господь нам милость окажет и уйдём мы отсюда, и в Киев вернёмся. И всё по-хорошему будет. У меня, в Киеве-то, дитя осталось, сын, Иоанном его назвал; оставил его, уходя, на чужих руках, душой скорбел, а теперь словно голос мне какой говорит, что увижу я его, что ещё далеко конец мой; и на душе у меня и легко, и покойно.

— У тебя-то покойно, — перебил Варяжко, — а у меня нет. Ты о сыне, малолетке, думаешь, а я о князе. У тебя сын в надёжных руках оставлен, а я как погляжу — около князя одни враги, только и думающие, как бы погубить его. Да не удастся! Вот все думали они, что как будет морить здесь нас новгородский князь, дружины поднимутся на Ярополка и убьют его. Не выходит этого — дружины верны остаются. Теперь, проведал я, на другое решились. Нонне, арконец, так вот Ярополку и шепчет в уши, чтобы он челом ударил Владимиру. И что ему за охота пришла братьев мирить, когда он же их друг на друга натравливал, совсем не знаю.

Стемид, до того молча слушавший беседу, тут вмешался в неё. Он почти слово в слово передал ту беседу между арконским жрецом и Блудом, которую ему пришлось невольно подслушать.

Варяжко с величайшим вниманием отнёсся к рассказу дружинника.

— Ничего я сообразить не могу, что теперь Нонне с Блудом затевают. Думаю я, желает он Блуда извести. Только, с чего он за таковое принялся, не ведаю. Должно, Блуд ему в чём-нибудь мешает, вот он и злобится. Эх, этот Нонне. Весь грех от него идёт.

— Ты бы князя-то предупредил, — заметил Феодор.

— О, предупреждал я, не слушает меня князь. Так поддался Блуду да Нонне, что и теперь, когда в мышеловке мы и уже дитяти неразумному видно, что завёл в эту ловушку нас воевода-пестун да жрец арконский, и то он никому, кроме них, не верит, словно разума лишился. А силой взять? Так нешто силой против князя пойдёшь.

— Да зачем идти, — раздумчиво произнёс Феодор, — ежели суждено ему что от Господа, то и будет. Божьи пути неисповедимы. Без Его же воли ни единый волос не падёт с головы человеческой.

Он хотел ещё что-то сказать, но в это время вбежал один из княжеских отроков.

— Варяжко, Варяжко, иди скорее! — закричал он. — Приказал князь тебя сыскать и пред его очи привести.

— Что такое? Зачем я понадобился?

— Ой, Варяжко, совсем нам худо.

— Что ещё?

— Нонне-арконец.

— Что Нонне-арконец?

— Ушёл из Родни. Должно, к новгородскому князю.

Варяжко взглянул на Стемида.