Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной - [5]
Барон по характеру был мягок, уступчив, блестяще образован, воспитан в традициях и со всеми этими аристократическими достоинствами очень скоро оказался под каблучком у супруги из Чапаевска. Впрочем, ему там было уютно: натура у жены оказалась обычная среднерусская, то есть преданная, покладистая, хотя и грубоватая.
Супруги-то жили мирно и в любви, а вот бедной Марго от баронессы-выскочки доставалось: именно потому, что когда-то Птичка пригрела в своем гнезде бесприютную Альбину и ее детей, новоиспеченная баронесса неистово возмущалась тем, как на глазах у всех тает имущество Марго, и пыталась этому воспрепятствовать. А когда состояние Марго все-таки растаяло и Птичка поселилась к «скворечнике», баронесса принялась отгонять от нее поклонников всеми доступными способами, как мух. «Моих последних поклонников!» — жалобно попискивала Марго, намекая на возраст, но баронесса была непреклонна и безжалостна.
Среди лесистых холмов открылась зеленая долина с небольшим озером посередине и замком на берегу. Замок был почтенного возраста и давно нуждался в хорошей реставрации, хотя ветхость его стен скрывал пышный ковер дикого винограда. Черепица крыши и четырех башен была живописно разноцветной, поскольку тоже давно нуждалась в полном обновлении, но для этого не было денег и не доходили руки, и потому перекрывались лишь те участки, откуда выпадала черепица; обычно это случалось после бурь, столь частых в предгорьях Альп. Зато сад вокруг замка был в прекрасном порядке: сама баронесса ухаживала за ним не покладая рук, а у нее был, как говорят немцы, «зеленый палец» — все у нее всходило, приживалось, росло, цвело и плодоносило. Сад был обнесен чугунной оградой между обомшелыми и местами осыпающимися известняковыми столбами.
Апраксина не стала въезжать в распахнутые ворота и ставить машину в гараж, чтобы не вспугнуть Птичку: она оставила ее у ворот и пешком прошла к замку, держась поближе к высоким кустам. Альбину она обнаружила на кухне за чисткой картофеля к обеду.
— Наконец-то! — воскликнула баронесса, бросая недочищенную картофелину в миску к уже очищенным и вытирая руки о фартук. — Кофе будешь пить?
— Буду.
— Вот за кофе я и расскажу тебе, что отмочила наша Птичка поднебесная, краса наша ненаглядная и дурь неописанная!
Она быстро зарядила кофеварку и уселась на кухонном табурете с сигаретой. Апраксина села в плетеное кресло напротив и приготовилась слушать.
— Я вся внимание!
— Ох, прямо не знаю, с чего начать… Нет, ну какая же все-таки дурочка!
— Это ты уже говорила. И не раз.
— Ну, ты знаешь, что наша Птичка любвеобильная любит, чтобы тень входящего к ней мужчины падала на тень уходящего…
— Это я знаю. Дальше?
— Ты слышала, что год назад скончался ее издатель?
Апраксина кивнула.
— Это был издатель-нянька, издатель — мать родная, который ей, бестолковке, только что нос не вытирал! Благодаря ему были у нее деньги и на личном счету в банке, и в издательстве, вложенные в выпуск ее же книжонок. Именно эти деньги давали возможность спокойно думать о старости, которая, между прочим, у Птички нашей не за горами. То есть спокойно думать не ей — нечем ей думать! — а мне: я была уверена, что с этими деньгами она проживет, даже если бросит писать. Я собиралась просить Генриха вложить их в какое-нибудь надежное дело, потому как на гонорары в Германии никто из писателей, кроме Консалика[4], не живет. Так вот, издатель ее умер, и наследник перенял дело. Этот наследничек быстро смекнул, кто в издательстве ведущий автор, и принялся обхаживать Птичку.
— С какой целью?
— Обобрать! — жестко сказала баронесса. — Он уже, между прочим, сделал ей предложение. Пока, к счастью, только деловое предложение — дать ему право на вложение ее гонораров в какие-то совместные германо-советские предприятия.
