Русалка и миссис Хэнкок - [15]

– О, полностью! – Ход у кареты гладкий, почти бесшумный; внутри она обита розовым шелком, и женщины в ней что жемчужины в устричной раковине; маленькие окошки занавешены, но Анжелика отодвигает шторку и выглядывает наружу, когда они катят мимо роскошных особняков Пиккадилли. – Кто сейчас в городе, Белла? Рассказывай. Мне не терпится поскорее восстановить связи со старыми знакомыми.

– Пока все тихо. Парламент еще не собрался; никто из особ, достойных внимания, не вернулся на светский сезон. Ты вполне могла бы провести побольше времени в уединении, если твои нервы…

Заботливость Беллы начинает раздражать не на шутку.

– Но я же здесь, верно? Возможно, мне и лучше показаться в городе прежде, чем народ повалит толпой; не люблю являться последней.

– Никто не стал бы тебя винить, если бы осталась в деревне, – упорствует Белла. – Мы же все понимаем.

– Тьфу! Да я бы просто умерла, если бы задержалась там еще хотя бы на день! Терпеть не могу деревню: слишком много всякой живности, и свет слишком яркий, нелестный для внешности.

– Но ты же прекрасно знаешь, что…

– А какие там потолки низкие! Нет, я страшно рада снова оказаться в гуще событий. Куда мы направляемся?

– На Беркли-Сквер. – Глаза Беллы сияют. – Везу тебя в кондитерскую Негри, чтобы до отвала накормить сластями.

– Ах, Белла! – Анжелика порывисто сжимает руки подруги.

– Я знаю, что ты любишь: желеи, силлабабы, пирожные. Полагаю, в деревне таких лакомств днем с огнем не сыщешь. Слушай, а к тебе миссис Чаппел еще не наведывалась?

– Ага! Вот мы и перешли к сути дела! А тебе зачем знать?

– Просто интересно. Будь я азартна, как раньше, я бы заключила двойное пари, что она снова запустит в тебя когти, как только ты станешь свободной женщиной.

Анжелика вздыхает:

– Она вчера приезжала.

– И ты?..

– Я отказалась возвращаться к ней.

Миссис Фортескью слишком благовоспитанна, чтобы разражаться смехом или чересчур широко улыбаться, но она поправляет оборку на плече Анжелики и со слабой усмешкой произносит:

– Хорошо.

Только сейчас Анжелика замечает, что подруга приятно изумлена.

– Ну сама подумай, Белла! – восклицает она. – В моем возрасте! С моей репутацией!

– Да, плохой выбор, – рассудительно кивает Белла. – Крайне унизительный.

– Она позволит мне самой назначать цены, я буду есть с ней за одним столом, заделаюсь лучшей подругой…

– …А потом она предъявит тебе счет на шесть пенсов за вазу апельсинов, которые поставила в твою комнату.

– Вот именно, и в качестве любезности прикажет своей горничной вывести пятно с моего платья…

– …Чтобы записать на твой счет полкроны.

– И будет отмечать в записной книжке каждый бокал шерри, мною выпитый.

– А свежее постельное белье! Ты помнишь?

– Да-да, чистые простыни каждый божий день! – Анжелике уже очень давно не представлялось возможности излить свое возмущение, и она радостно хватает подругу за руку. – Она закабалит меня одними только счетами из прачечной. Если бы герцог меня тогда не выкупил, я бы, наверное, в жизни от нее не вырвалась. Нет, Белла, я не могу возвратиться к ней. Не могу больше угодничать и раболепствовать. Разве я не правильно поступила? Разве не самый разумный выбор сделала?

– Да, да, конечно. Когда бы нам нравилась однообразная жизнь в четырех стенах, мы остались бы дома в своих деревнях, верно ведь? А кроме того… – Белла кидает быстрый взгляд на Анжелику. – Я начинаю подозревать, что Мамаша Чаппел теряет хватку.

Анжелика не улавливает, о чем речь.

– О нет. – Она трясет головой. – Нет, что ты! Миссис Чаппел – первая настоятельница в Лондоне.

– Была первой, – говорит Белла. – Теперь она старая женщина. Она уже не может понять желания и потребности общества, как понимала двадцать лет назад. В дело приходят молодые мадам, а она по-прежнему целиком зависит от своих старых, верных клиентов. – Милый детский облик подруги заметно оживляется: вот она сдвигает брови, вот морщит лоб, вот разводит ладони в стороны, словно взвешивая собственный довод. – Конечно, мамаша Чаппел по-прежнему знает толк в женской красоте, но в последнее время я замечаю, что она отдает предпочтение девушкам, которые станут делать только то, чему научены, и ничего больше. Они не уходят у нее из-под крыла, как бывало раньше – и как должно быть. Они самые благовоспитанные и образованные проститутки в Лондоне, но проститутка всегда остается проституткой, не так ли?

– Пожалуй, – соглашается Анжелика. – Но тогда зачем ей я?

– У тебя природный дар, которому не научишь, – отвечает Белла.

Анжелика ерзает на сиденье.

– Правда?

– Да. Вот почему ты – куртизанка, а не обычная шлюха. – Белла подается вперед. – Мамаша Чаппел больше не берет девушек с таким даром: боится, что не сладит с ними, не сумеет удержать в узде. Но она надеется, что твоя привязанность к ней сделает тебя послушной и сговорчивой, – именно поэтому тебе и нельзя возвращаться.

– О… – Анжелика на миг задумывается. – А Элиза говорит, что мне следует вернуться.

В глазах Беллы мелькает тень презрения.

– Ты по-прежнему держишь ее при себе?

– У нее никого больше нет. – Анжелика не упоминает о дезертирстве миссис Фрост, даже думать о нем не желает.