Руны - [99]

Он поднял ружье с земли и порывистым движением швырнул его далеко от себя в пенящийся Ран. Несколько секунд ружье было еще видно, а потом оно погрузилось в пучину водоворота.

Тем временем Бернгард дошел до выхода из Исдаля и углубился в лес. Скалистая долина с ее воспоминаниями о смерти сомкнулась за ним. Сколько раз эти воспоминания мучили его, сколько раз вставала перед ним грозная, манящая к себе тень, но сегодня мертвый отец спас своего сына!

25

На следующий день в Рансдале ходили две новости, являвшиеся настоящими событиями в этом местечке.

Первый повод к удивлению преподнес Альфгейм. Внезапно уехал барон Гоэнфельс со своей дочерью — его вызвали по важным политическим делам. Это было совершенно понятно ввиду положения министра, но тем страннее показалось то, что принц Зассенбург остался в Альфгейме, а не уехал вместе с гостями, как это было решено ранее. Матросы «Орла» утверждали совершенно определенно, что принц помолвлен с баронессой фон Гоэнфельс, почему же теперь он отпустил одних невесту и будущего тестя? Они даже не воспользовались яхтой принца, а поехали в экипаже через горы на береговую пристань и там сели на пассажирский пароход. Эта новость заставила всех делать разные предположения.

Вторая новость поразила рансдальцев гораздо сильнее, потому что касалась их пастора и его дочери, помолвка которой была расторгнута. Это было неслыханным делом в здешних местах, где за торжественным обручением неизменно следовала свадьба. Бернгард возвращался на родину и опять поступил на флот, а Гильдур Эриксен отказалась следовать за ним. Она не пожелала покидать свою родину, а намеревалась жить в Эдсвикене, как ей было обещано, и так как жених настаивал на своем решении, то она вернула ему свое слово. Так пастор сам рассказывал матери Гаральда Торвика, и никто не сомневался в правдивости этого объяснения, но все были на стороне Гильдур.

Все рансдальцы считали оскорблением, что человек, которого они приняли здесь как своего, опять покидает их, а его возвращение на службу не могли понять вообще. В Эдсвикене он был сам себе хозяином и мог, сколько душе угодно, кататься по морю на собственной яхте. Сразу видно чужую кровь, которая не годится для здешних мест! Гильдур совершенно права, что не хочет уезжать с ним в чужие края, к его высокомерной родне, которая лишь один раз снизошла до посещения пастората. А министр вообще не пришел; для него невеста его племянника не существовала. Дочь рансдальского пастора была не слишком хороша для того, чтобы на нее смотрели знатные родственники ее мужа; но у нее голова была на месте, и она показала всей этой компании, что богатство и знатность ничего не значат в глазах гордой норвежской девушки; она швырнула все это им под ноги.

Всеобщее негодование обратилось на Бернгарда Гоэнфельса; впрочем, он не видел и не слышал этого, так как не выходил из Эдсвикена. Все его время занимала подготовка к предстоящему отъезду и распоряжения по имуществу, оставшемуся здесь. Он хотел сначала ехать в Киль, где надеялся застать Курта, потому что «Винета» стояла в гавани в ожидании следующего приказания.

Христиану Кунцу было сказано, что он со своим хозяином поедет домой не на «Орле», а на «Фрее». Во время этого переезда оба матроса-норвежца еще оставались на службе, а затем они должны были вернуться на родину с первым пароходом. Услышав такое известие, Христиану хотелось громко крикнуть от восторга, но серьезное лицо его капитана показало ему, что такое поведение будет здесь неуместно; поэтому ему пришлось довольствоваться счастливой улыбкой. Но когда он вышел из дома, то не мог больше сдерживать свою радость; увидев «Фрею», он перекувыркнулся через голову, чем поверг в ужас и оцепенение Олафа и Нильса, к которым его послали с приказанием подготовить судно к отплытию.

Было пасмурное, холодное утро. На пристани стоял Гаральд Торвик со штурманом, занявшим его место на «Орле». Яхта принца уже стояла под парами, команда находилась на палубе, и от берега только что отошла лодка с прислугой принца; две другие лодки стояли в ожидании.

— Вы уходите непременно сегодня? — спросил Торвик. — Будет буря, вероятно, вскоре после полудня, а к вечеру — точно.

— Да, с пристани уже подают сигналы, — ответил штурман, — капитан еще утром сообщил об этом в Альфгейм, но получил ответ: «Отъезд в десять, как было назначено».

— Вот как? А куда, собственно, вы направляетесь?

— Просто в море. Когда капитан был вчера в Альфгейме, принц сказал, что несколько дней хочет провести в море, а потом вернется назад в Альфгейм.

Гаральд собирался что-то сказать, но в этот момент появился капитан, также находившийся на берегу, и, отвечая на поклон своего бывшего штурмана, на ходу сказал:

— Здравствуйте, Торвик. Мы собираемся плыть, а между тем надвигается буря.

— Совершенно верно, господин капитан! — Гаральд внимательно посмотрел на небо, покрытое тяжелыми тучами. — В море будет плоховато.

— И я так считаю, но принц вбил себе в голову уйти непременно сегодня и не хочет слушать никаких возражений. Остается только повиноваться. Прощайте, Торвик!

Капитан знаком подозвал штурмана и вместе с ним сел в лодку, которая и доставила их на борт.