Румянцевский сквер - [144]

Шрифт
Интервал

— Надо терпеть.

— Зачем? Какой смысл? Лёня, я сочинила новую песню. Жалко, у тебя нет ни гитары, ни пианино.

— А ты спой.

— Ну, слушай. — Марьяна вытянула шею и с полузакрытыми глазами запела:

О жизненный опыт! С вершины твоей
раскатистый гром перестроечных дней
не кажется страшным. Я же одна
опытом жизни не наделена,
и оттого, что я вижу вокруг,
я трепещу, как свеча на ветру…

Тут она вскинула руки:

Господи, дай мне великую честь
жизненный опыт скорей приобресть!

Ее голос оборвался на высокой ноте. Марьяна уставилась на Лёню.

— Знаешь, Мари, — сказал он, снимая с плиты закипевший кофейник, — мне раньше казалось, у тебя просто детская болезнь рифмоплетства… ну, как у многих… А теперь вижу, что это серьезно. Ты здорово продвинулась.

— Ты это серьезно, Лёня? О том, что у меня серьезно?

— Да.

— Вот что для меня важнее всего услышать. Спасибо, Лёнечка!

Они пили черный кофе с ванильными сухарями.

— Мари, а тебе действительно не терпится приобрести жизненный опыт?

— Конечно! Ты не представляешь, как это противно — когда тебя заставляют делать то, что ты не хочешь, и твердят при этом, что ты маленькая и должна слушаться.

— Но ты действительно маленькая. В смысле — молоденькая.

Марьяна посмотрела на него долгим взглядом, в котором было не то удивление, не то порицание. Но и таилось в нем нечто лукавое. Очень по-женски посмотрела.

— Спасибо за кофе. — Она встала, одернула водолазку, облегавшую высокую грудь. — Пойду, Лёня.

— Не спеши. Давай еще поговорим.

Они прошли в его комнату.

— Играешь сам с собой в шахматы? — спросила Марьяна, сев на тахту.

— Разбираю некоторые партии. А ты умеешь в шахматы?

— Нет. Один мальчик учил меня, но я неспособная.

— А что за мальчик?

— Мой одноклассник. Игорь Носков. Он за мной ухаживает.

Опять ему почудилась лукавинка в ее улыбке.

— Мари, — сказал он, садясь с ней рядом, — мы с тобой друзья, правда ведь? Так вот, я бы хотел тебе посоветовать…

— Не надо! Не хочу никаких советов от тебя!

Он удивился горячности ее слов. И ощутил какую-то неловкость. Будто вспугнул боязливую птицу.

— Так хорошо на душе, когда ты меня понимаешь, — сказала Марьяна, вздернув брови и сделав рукой округлый жест. — Зачем же ты сам все портишь? Я вовсе не маленькая девочка. Если хочешь знать… — Она слегка запнулась. — У нас в классе есть девчонки, которые… они трахаются с мальчиками…

— Марьяна! — вскричал Лёня. — Да ты что?..

— Ой, какой ужас у тебя на лице! Не беспокойся, Лёнечка. Я — нет. Я только целовалась.

— Целовалась, — проворчал он. — Ты бы поосторожней… Я в твои годы тоже полез целоваться однажды и…

— И что же? — спросила она с интересом.

— И ушибся об угол ее челюсти.

— Бедненький! — хихикнула Марьяна. И — вдруг сделавшись серьезной: — Послушай, Лёня. Я знаю, ты… ну, неравнодушен ко мне. Ты тоже… ну, ты мне нравишься. Почему же ты… человек с жизненным опытом… ты что же, ждешь, чтобы я первая призналась?

Ее распахнутые серо-зеленые глаза смотрели испытующе.

— Мари, — сказал Лёня медленно. — Я не ждал твоего признания. Но и не осмеливался на свое, потому что…

— Знаю, знаю! Разница в возрасте — не могу больше слышать об этом! Такая чушь! Чаплин женился на Уне О’Нийл, когда ему было шестьдесят, а ей восемнадцать… Ой, что это я говорю… — спохватилась она и порывисто встала. — Лёня, я пойду.

Он тоже поднялся и сказал:

— Я постоянно думаю о тебе. Гоню эти мысли, но… Я люблю тебя.

Марьяна, чуть помедлив, подошла к Лёне, закинула руки ему за шею. Он крепко обнял ее и целовал, целовал нежные губы.

— Ты мое чудо, — проговорил, задыхаясь. — Моя стройная сосенка…

— Еше, еще говори!

— Моя звонкая птица…

У него голова закружилась. Не в порядке еще была голова. Выпустив Марьяну из объятия, Лёня сел на тахту.

— Что с тобой? — Марьяна присела перед ним. — Голова болит, да?

— У Игоря Носкова небось никогда не болит голова, — сказал он.

— А ты ревнивый! Лёнечка, это даже смешно сравнивать.

— Мари, — он усадил ее рядом с собой и взял ее руки в свои ладони, — ты должна знать… Я заблудился… Не знаю, что делать со своей жизнью.

— Ты выздоровеешь и вернешься в кафе.

— Нет, — качнул он головой. — То есть вернусь ненадолго. До весны.

— А потом?

— Наверное, уеду в Мурманск. Пойду акустиком на океанский промысловый флот.

— Акустиком? В океан? — удивилась Марьяна. — А здесь ты не можешь остаться?

— А что здесь? Я ведь недоучка. Без диплома. Разве что пойти в таксисты.

Она смотрела на Лёню, приоткрыв рот. Помолчав, решительно сказала:

— Ну, мне все равно. Летом окончу школу — и стану твоей.

Она засобиралась уходить. Лёня пошел ее провожать. На трамвайной остановке он сказал, пытливо глядя сверху вниз на Марьяну:

— Ты подумай, Мари. Подумай как следует.

Она быстро помотала головой:

— Не хочу думать. Я люблю тебя.

Взмахнув портфелем, побежала к подошедшему трамваю и скрылась за его обледенелым окном.

Лёня, улыбаясь, как старому товарищу, тихому и холодному декабрьскому дню, пошел на почту. Он получил по переводу деньги и бланк с письменным сообщением, нацарапанным мелким неровным почерком: «Больше пока перивести не могу. Остальное периведу почастям».

Подписи не было.

4

Утром семнадцатого декабря Колчанов проснулся рано от неприятного сна. Будто он бежит на лыжах сквозь снегопад, а снег идет все гуще, и будто кто-то в этом лесу не лесу, в незнакомой, в общем, местности, гонится за ним. А кто — не видно. Только слышен шорох чужих лыж об тяжелый смерзшийся снег. И скрипят, мотаясь на ветру, верхушки сосен. Гонка эта измотала его. И как будто впереди сквозь живой снежный занавес проступили очертания моста. Знакомый мост… Мост лейтенанта Шмидта?.. Там, на мосту, тонкая фигурка в синем лыжном костюме… она махнула ему, Колчанову, рукой… А мост начинают разводить, уже рычат поворотные механизмы. Надо добежать, добежать… Вот только сил нету… Он останавливается возле большого сугроба, втыкает палки в снег… Где-то вроде трубы трубят… Что это? Из сугроба смотрит на него лицо человека с закрытыми глазами — его, Колчанова, лицо…


Еще от автора Евгений Львович Войскунский
Экипаж «Меконга»

С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.


Балтийская сага

Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.


Ур, сын Шама

Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.


Субстанция нигра

Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .


Искатель, 1969 № 05

На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».


Девиант

Две фантастические повести — «Химера» и «Девиант» — примыкают к роману своей нравственной проблематикой, драматизмом, столь свойственным ушедшему XX веку. Могут ли осуществиться попытки героев этих повестей осчастливить человечество? Или все трагические противоречия эпохи перекочуют в будущее?…У героя повести изредка проявляется странный дар: иногда на него «находит»… вроде озарения… и он вдруг видит то, что обычному взгляду не видно, скрыто временем или расстоянием.


Рекомендуем почитать
Шоколадка на всю жизнь

Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.


Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Придурков всюду хватает

В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.


Розы и хризантемы

Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.


Шаутбенахт

В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.


Записки маленького человека эпохи больших свершений

Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.