Румия - [35]

Молчал и Цоба. Ему-то как раз, наоборот, хотелось, чтобы Сашка ругал его, упрекал, рассказывал что-нибудь хорошее, интересное об училище. За это время было в Румии всякое.

Так и уснули ребята, каждый думая о своем.

ХИБА ЯК У НАС?

Утром токари толпились неподалеку от проходной — старались не мешать рабочим. Те шли на работу весело, шумно переговариваясь. У проходной доставали пропуска в твердых корочках, здороваясь, показывали вахтеру, исчезали в заводском дворе.

Румовцы вошли только после гудка. Старый сморщенный вахтер в кожаной тужурке деловито пересчитывал ребят.

Двор широкий, мощенный квадратным булыжником.

— Дывись, хлопцы, — кричал Потапенко, — яка громадина!

Корпуса цехов ровными рядами высились от проходной. Стеклянные крыши их сверкали на солнце сплошной широченной лентой. Из цехов доносился сдержанный гул.

По двору, напоминая ребятам времена «путешествий», сновали автокары. Точно такие самодвижущиеся тележки видели они на вокзалах.

Здесь автокары на больших скоростях перевозили из цеха в цех бурые заготовки, какие-то трубы, блестящие колесики с маленькими лопастями, похожими на вентиляторы.

Брятов торопил мастера.

— Идемте скорее в механический. Я знаю, где он. Мой отец там работал.

Но токари не сразу попали в механический цех. Прежде всего молодой инженер в синем комбинезоне показал им литейный цех.

— То правильно, — говорил на ходу Владимир Иванович, — поглядите своими глазами, как металл рождается.

Металл «рождался» в огромной круглой печи. Через небольшое оконце вырывался легкий дымок и яркий сноп оранжевого света.

Некоторым счастливчикам удалось даже заглянуть через темные зеленоватые очки в круглое оконце. Там кипел расплавленный металл.

— Вагранка, — пояснил инженер, — смотрите, сейчас будут выпускать чугун.

— Э-гей! Поберегись! — крикнул парень в брезентовой куртке.

Ребята боязливо попятились назад. Парень ткнул куда-то вниз печи длинным, похожим на копье прутом. Там что-то треснуло, и посыпались искры.

Расплавленный чугун устремился по желобу. Из огненного ручья вылетали искры. Лица ребят стали розовыми, точно их выкрасило солнце на закате.

А чуть поодаль, облокотившись на свой прут-копье, стоял парень, который только что, как волшебник, устроил такое интересное зрелище. Брезентовая кепка с темными очками была сдвинута на затылок. Он смотрел на ребят и улыбался.

Наконец румовцы попали в свой механический цех.

Сюда поступали уже зацентрованные заготовки. Токари сосредоточенно работали у своих станков и не обращали внимания на ремесленников.

— За этим станком мой папа работал, — тихо проговорил Брятов, останавливаясь возле седоусого токаря.

Тот удивленно взглянул на Игоря, выключил станок.

— Когда это было? — спросил токарь, снимая для чего-то очки.

— До войны.

— А фамилия твоя какая?

— Брятов.

— Брятов? — удивился токарь. — Сергея Палыча сынок? Так, — старик помолчал, опять надел очки. — Всех проклятая война задела. Вместе мы с ним на фронт-то уходили. Под Курском… А ты, помню, шпингалетом мешался тут под руками. По отцовской дороге, значит?

— В ремесленном я, — ответил Игорь и попросил: — Можно попробовать?

Ребята опешили. Уж слишком, по их мнению, нагло поступает Брятов. В гости пришли, а он…

— Конечно, вставай, — легко согласился токарь. — Не ребенок, знаешь, что к чему. Вот тебе чертеж.

Игорь волновался. Долго рассматривал чертеж. Наконец включил станок.

И сразу словно ушел куда-то от группы Брятов.

Сашка смотрел на Игоря, на старого мастера, который молча вместе со всеми наблюдал за Брятовым. Ремесленник — еще не токарь, а Игорь — настоящий токарь, рабочий человек. «Выходит, и я смогу вот так же встать, разобраться в чертеже и делать настоящие вещи, не винтики разные, а все… настоящие».

А Брятов между тем вытачивал деталь, длинную, блестящую, с короткими уступами на концах. Деталь, еще горячая, тут же пошла по рукам. Ребята рассматривали ее и удивлялись:

— Так просто?

— Не боги горшки обжигают, — усмехнулся токарь. — А ось крыльчатки — немудреная деталь. Каждый из вас за смену больше моего выточит. Разве мне с седьмым разрядом чепухой такой заниматься?

Ребята, как по команде, повернулись к своему мастеру. А токарь между тем продолжал:

— Много надо этих самых осей. Летят, проклятые. Колхозам запасные давай. А где взять их? Выходит, сверхурочно точи.

— Слышите, Владимир Иванович? А мы противные болтики точим, — шумели ребята.

Токарь надел очки, включил станок, но тут же выключил.

— Или, к примеру, насадки для дождевальных установок, — снова заговорил он. — Замучились с ними. Вот. — Токарь достал из тумбочки блестящий конус, похожий на обыкновенную воронку. — Резьба тут пустяковая — три-четыре витка. Настроился — и шуруй. Так поди ж ты, металла не хватает. И сталь-то пустяковая, а нет металла. Война проклятая все пожрала.

— Машины эти дождевые очень хорошие, — заговорил Сырбу. — В нашем колхозе до войны была одна. Настоящий дождь делает. Здорово! А сейчас нет ни одной.

Но особенно Сырбу расшумелся в сборочном цехе. Он сразу узнал собранные, окрашенные в светло-зеленый цвет машины.

— Насос! Это воду дает! К нам бы в колхоз.

Ребята окружили слесаря-сборщика. Каждое движение у него было рассчитано. Какую-то похожую на корыто коробку приставил, взял, не глядя, с верстака нужный ключ, болты, выстроенные на стеллаже в ряд, словно оловянные солдатики. Минута — и корыто надежно прикручено к машине. И опять в руках у слесаря новая деталь.