Рукописный девичий рассказ - [199]

Шрифт
Интервал

. Разумеется, публикуемые в этой книге рассказы представляют интерес лишь с точки зрения социологии и культурной антропологии, однако при анализе придется учитывать также их литературную природу и, вероятно, использовать в том числе и литературоведческие методики.

Жанр девичьего рукописного любовного рассказа провоцирует появление работ, посвященных источникам подобных текстов. Поиск таких источников — дело весьма увлекательное и вполне безответственное, поскольку девичьи рассказы похожи сразу на все — и на жестокие романсы, и на индийские фильмы, и на телесериалы, и на сентиментальные повести[16]. И все это, прямо или опосредовано, находится в культурном обиходе сочинительниц рассказов. С другой стороны, страшные и печальные сюжеты о безумной любви, измене, убийстве и самоубийстве влюбленных действительно сходны в разных литературных, фольклорных и кинематографических жанрах, и морфологические таблицы, составленные на материале жестокого романса и современной баллады[17], вероятно, окажутся вполне приложимы к мексиканским сериалам. Тем не менее подобные эксперименты представляются не совсем бесполезными, поскольку на фоне очевидного сходства позволяют до некоторой степени выделить специфику сюжетостроения того или иного жанра. Поэтому позволю себе предложить свой вариант морфологических схем, основанный на совсем другом материале, пользуясь тем, что и этот материал упоминался в числе возможных источников девичьих рукописных любовных рассказов.

Мое внимание привлек тот факт, что значительная часть рукописных рассказов школьниц конца XX в. полностью укладывается в сюжетные схемы, возникшие как обобщение сюжетного репертуара повестей, издававшихся на русском языке в 1810–1820-х гг. Более того. Если относительно повестей начала XIX в. иногда возникают сомнения, к какому варианту отнести тот или иной текст, то реализующие те же сюжеты девичьи любовные рассказы как будто нарочно создавались по этим схемам. Попробуем проследить, какие именно сюжеты получили наибольшее распространение в рассказах школьниц.

На первом месте, несомненно, оказывается куст сюжетов о соперниках. Это сюжеты, объединенные общей начальной ситуацией: наличием двух или более претендентов на руку (или любовь) героини-невесты (или двух претенденток на героя-жениха). В общем случае они могут быть представлены схемой: I. невеста -> II. два претендента -> III. способ выбора между ними -> IV. результат выбора -> V. реакция отвергнутого -> VI. результат (см. схемы).

Как видно из схемы, проза XIX в. дает достаточно широкий спектр повествовательных возможностей для подобных историй[18]. Однако девичьи любовные рассказы реализуют относительно небольшой набор вариантов этого сюжета. Явное предпочтение отдается «женскому» варианту: за мальчика бьются две девочки (в литературе XIX в. более распространен был «мужской» вариант сюжета). При этом довольно часто подчеркиваются их изначальные отношения — чаще речь идет о подругах («История первой любви», «Роман о дружбе и любви», «Сильнее гордости — любовь!», «Горькая осень» и др.), и начальные дружеские отношения всегда подчеркивают подлость антагонистки и иногда — великодушие протагонистки, готовой ради счастья вероломной подруги отказаться от своего собственного. В некоторых случаях (напр. «Музыка, счастье и горе», «Разлучница») девочки враждуют уже к моменту начала соперничества. Выбор делает мальчик и делает его почти всегда правильно — выбирает достойную героиню, к которой проникается истинным чувством (даже если до знакомства или во время ссоры с ней он «ходил» с ее соперницей[19]). И здесь начинается кульминационная часть сюжета — отвергнутая соперница либо строит козни против подруги, надеясь «отбить» мальчика, либо жестоко мстит сопернице — у школьниц всегда под рукой оказываются яд, нож или знакомый главарь банды. В одном рассказе («Роман о любви и дружбе») возникает инверсия этого варианта пятого шага — мстит победительница уже побежденной сопернице. Любопытно, что и этот, достаточно редкий, вариант имеет полную аналогию в XIX в. — точно так же строится повесть «Розамунда», напечатанная в России в 1827 г.[20] Там тоже речь идет о школьных подругах, одна из которых «отбивает» у другой жениха, а потом жестоко издевается над несчастной соперницей.

Иногда козни соперницы приводят к тому, что героиня начинает верить в любовь мальчика к подруге и сама совершает выбор (возвращая сюжет к третьему шагу «способ выбора» с реализацией третьего варианта (а) — «великодушие соперника»). Она «уступает» героя подруге — как правило, для этого героиня кончает жизнь самоубийством. То, что героиня уходит из жизни именно для того, чтобы не мешать счастью «влюбленных», обычно прямо оговаривается. Тем самым сюжетная схема удваивается, выбор совершается дважды, сначала мальчиком, потом девочкой (см., напр., «День свадьбы», «Василек», «Рассказ о дружбе»). Этот вариант не характерен для сентиментальной повести: там отвергнутый претендент или соблазненная и покинутая девушка нередко погибают или кончают с собой от отчаяния, но такая квазирациональная мотивировка самоубийства как желания не мешать счастью влюбленных не могла возникнуть в сентиментальной прозе, где самоубийство, сопряженное с погибелью души, было крайней точкой падения. Зато про такой вариант разрешения ситуации любовного треугольника (и с соответствующей пояснительной запиской) все советские школьники знали из первых глав романа «Что делать?». Знал бы Чернышевский, на что пригодился школьницам его принцип разумного эгоизма!


Еще от автора Русский фольклор
Садко

Пересказ замечательной былины «Садко» сделан писателем-фольклористом Александром Николаевичем Нечаевым. В сказе, как и в былине, говорится о том, что волшебное искусство певца-гусляра Садко оказалось сильнее власти и богатства.Иллюстрации В. Перцова.


Русские озорные частушки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Русский фольклор

В книгу вошли наиболее известные и популярные образцы русского устного народного творчества, публиковавшиеся в разное время в сборниках известных учёных-фольклористов XIX–XX вв.


Былины. Исторические песни. Баллады

Былины, исторические песни, баллады обладают удивительным свойством – они переносят нас в далекое прошлое, где здравствуют и совершают подвиги и добрые дела Илья Муромец и Добрыня Никитич, где от свиста коварного Соловья-разбойника «темны лесушки к земли вси приклоняются», где злые силы Тугарина побеждает русская рать, где солдаты жалуются на тяготы государевой службы и на самого царя, а жена сжигает нелюбимого мужа. Народная память бережно хранит эти эпические сокровища, передает их из уст в уста, от поколения к поколению, даря потомкам очарование и красоту лучших образцов русского фольклора.Помимо былин, исторических песен XII–XIX веков и баллад, в состав книги входят также скоморошины – забавные сатирические и комические пародии, способные рассмешить любого читателя.


Мифы русского народа

Известный собиратель русского фольклора Георгий Маркович Науменко познакомит вас с самыми таинственными сказочными персонажами, такими как Кот Баюн, Леший, Жар-птица, Лесовик, Водяной и многими другими. Проиллюстрировал книгу славный русский художник Иван Цыганков.


Легенды. Предания. Бывальщины

Сборник знакомит читателя с народной несказочной прозой, основное место в нем занимают предания, записанные в разное время в разных областях России, Тематика их разнообразна: предания о заселении края, о предках-родоначальниках, об аборигенах, о богатырях и силачах, о разбойниках, о борьбе с внешними врагами, о конкретных исторических лицах. Былички и легенды (о лешем, водяном, домовом, овиннике, ригачнике и т. д.) передают языческие и христианские верования народа, трансформировавшиеся в поэтический вымысел.Вступительная статья и историко-этнографический комментарий помогут самому широкому читателю составить целостное представление об этих малоизвестных жанрах русского фольклора.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.