Рукопись, которой не было - [29]
Я опять забежала на много лет вперед. Мне надо вернуться в 1931 год, но у меня перед глазами мама, отчим и Нина – такие, какими я их помню и буду помнить всегда. Их интонации, их улыбки и даже их почерк… Пожалуй, закончу эту страницу последним маминым письмом, которое смогло проскользнуть сквозь железный занавес перед самым его закрытием. Оно датировано маем 1936 года и сейчас лежит передо мной на письменном столе.
Моя любимая Женя!
Доченька, хотя я сейчас в кровати, мне нездоровится, я хочу тебе написать. Я болела всю зиму и до сих пор не оправилась. История с Ниной убьет меня. Она собралась замуж за Льва Семеновича Понтрягина, слепого математика из Москвы. Он академик и очень знаменит. Когда она только успела с ним познакомиться?.. Говорят, у него было много женщин, но Нина ничего не хочет слышать.
Помнишь наши беседы за ужином? Теперь она отдалилась от нас. А сейчас вообще уехала, скорее всего в Ленинград. Возможно даже, что она уже вышла за него замуж, но нам об этом не напишет. Видишь, моя дорогая Женя, нет мне покоя. Когда я смотрю на фотографию Габи – Эрик сделал портрет и вставил его в рамку, – у меня текут слезы и я не могу остановиться. Этот портрет стоит у меня на тумбочке, рядом с кроватью. Извини за грустное письмо, но мне больше некому излить свою печаль.
Целую, мама.
Нина так и не вышла замуж, никогда. Много лет спустя, когда она приехала к нам в гости в Англию, я пыталась расспросить ее, что произошло между ней и Понтрягиным и почему расстроилась свадьба. Она явно не хотела говорить об этом и ушла от разговора, сменив тему.
Прошло почти две недели с тех пор, как я в последний раз открывала свои записи. Меня отвлекло радостное событие в нашей семье, о котором я напишу в самом конце. А пока возвращаюсь в сентябрь 1931-го.
Руди, я, дети и наши скитания
Цюрих
Последняя неделя сентября в том году в Цюрихе была прекрасна: светило яркое солнце, воздух был настолько чист и прозрачен, что казалось, горы совсем рядом, протяни руку и достанешь. Осенью еще и не пахло. К счастью, Паули немного задержался в Нью-Йорке, так что у нас было время на поиски жилья. Правда, он написал Руди, что ему (Паули) непонятны некоторые аргументы в статье с Ландау и чтобы он (Руди) прошелся по ним еще раз и приготовился.
Мир, в который я попала, потряс меня. Я выходила из дома рано и смотрела на женщин в нарядных платьях, спешивших по своим делам, на продавцов небольших магазинов на Банхофштрассе, которые щетками и мыльной пеной мыли тротуары перед входом, на рынок, полный цветов, куда местные фермеры привозили все что душе угодно, на трамваи и автобусы (все они были выкрашены в приятный болотно-зеленый цвет), в которые (о чудо!) люди не набивались как сельди в бочку, – все это было мне внове. Чтобы попасть с вокзала в Eidgenössische Technische Hochschule (Федеральный технологический институт), где работал Руди, надо было перейти реку Limmat и пройти мимо университета. Нам удалось снять две комнаты недалеко от института, чуть выше по склону. Наш хозяин был слепым массажистом, с голландской женой и дочкой двух с половиной лет. Я была безмерно удивлена, когда девочка обратилась ко мне: «Добрый день, фрау доктор Пайерлс». Позднее, когда Руди стал профессором, в Швейцарии ко мне обращались «фрау профессор доктор…».
Довольно большая и приятная гостиная располагала к вечерним беседам. Спальня была на чердаке, но она не отапливалась. Нам разрешалось пользоваться хозяйской кухней и туалетом. Зимой на чердаке было холодно, поэтому мы раздевались в гостиной и бегом в спальню, под одеяло. Вместо грелки приспособили большую стеклянную бутылку. Однажды утром мы забыли отнести ее вниз, она замерзла, а стекло лопнуло с громким треском. На полу в спальне осталась ледяная копия бутылки, которая долго не таяла.
Сначала на обед я ходила с Руди в студенческую столовку (профессорскую нам было не потянуть). Кормили там отвратительно, но дорого. Я поняла, что гораздо дешевле купить в магазине яйца, молоко, масло, багет, шоколад и апельсины, получается намного вкуснее. Набравшись храбрости, рассказала Руди о своем открытии. На следующий день за обедом, на котором я не присутствовала, Руди упомянул об этом своим коллегам. То, что женщина из голодной России отказалось есть пищу в студенческой столовой, стало сенсацией. Паули же обрадовался. «Отлично, – сказал он, – когда вы привезли жену, я был обеспокоен, не будет ли она проводить все время в институте!»
Свидетельство о браке, выданное нам в Ленинграде, вызвало переполох в швейцарской полиции. Они его не признали даже после того, как мы перевели его на немецкий и заверили в немецком консульстве в Цюрихе. Такая вот полиция… Правда, они обещали провести расследование. Однажды днем, когда я была дома одна, зашел офицер полиции и устроил мне настоящий допрос. Что я делаю днем, где мы ужинаем, бегает ли мой муж за девушками – все это его живо интересовало. Но когда он узнал, что Руди получает пятьсот франков в месяц, быстро закруглился, собрал свои бумажки, попрощался: «До свидания, фрау доктор Пайерлс» – и ушел. По-видимому, скромная зарплата Руди и положение в Федеральном технологическом институте его (офицера) удовлетворили. Больше мы о них не слышали. Год спустя, когда мы покидали Швейцарию, расследование еще не было закончено.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.