Рукопись, которой не было - [31]
Руди подал заявление на предоставление ему права читать лекции. В университетах в немецкоговорящих странах есть такая процедура, называется она Habilitation. Параллельно он искал работу ассистента всюду, где только можно. Вот несколько абзацев из письма, которое Руди написал мне с конференции в Германии.
Лейпциг, 9 февраля 1932 г.
Женя, милая! Сначала самое интересное: про Leipzig еще ничего не узнал, потому что хотел ждать, чтобы Heisenberg сам заговорил. Так как он этого не сделал, я говорил с Блохом, который, по всей вероятности, уедет зимой – но и лето еще не совсем исключается – и который говорит, что про заместителя еще ничего не решено. Он завтра утром об этом поговорит с Гейзенбергом, и, вероятно, будет совещание втроем по этому поводу. Кроме того, я узнал, что Бете не скоро поедет в Гамбург, а именно только тогда, когда позовут профессора в Тюбинген, а это будет только тогда, когда земля Würtenberg заимеет деньги. Возможно, Гамбург окажется для меня реальной возможностью (правда, довольно жалкой, на 250 марок в месяц). Такая же возможность может быть во Франкфурте, где остался Маделунг. Он сильно недоволен Эльзассером и хочет другого. Но может быть, из-за этого уже вернулся Корнелий Ланцош.
Тут страшно интересный съезд, потому что почти все хорошие физики приехали: Kramers, Ehrenfest, de Haas, Kronig, Kapitza, Gerlach, Placzek, Teller, Bethe и другие. На меня со всех сторон бросились, я должен был обсуждать борновскую работу, против которой, действительно, ничего не могу возразить, должен был рассказывать про диамагнетизм и про висмут, ругать Кронига за его работу, критиковать работу Бете о ферромагнетизме, участвовать в дискуссии после доклада Капицы и ругаться с ним, к большому удовольствию Эренфеста. Я очень без тебя скучаю в большой-большой кровати.
Час ночи. Блох мне рассказал, что Гейзенберг меня не хочет, потому что имеет в виду Бете, а если Бете не может, то берет одного из своих молодых людей. Результат для меня, конечно, несколько обидный, но, по крайней мере, положение ясно. Я уже сильно кокетничал с Эренфестом и де Хаасом, но поговорить с Эренфестом вдвоем еще не успел.
Мне хотелось как-то поддержать Руди, чтобы он не упал духом. Каждый вечер мы обсуждали с ним разные возможности, включая фантастические, например Аргентину. Кто бы мог тогда подумать, что всего четыре года спустя такие варианты уже не будут казаться нам фантастическими…
Я завела разговор о стипендии Рокфеллера. К сожалению, она годовая, продлить ее было нельзя, и это, естественно, Руди не нравилось, да и я не была в восторге от переездов. Цыганская доля… Фонд Рокфеллера, в который Паули посоветовал обратиться Руди, – тот самый фонд, который дал стипендии и Ландау, и Гамову, и Бете, и десяткам других молодых ярких физиков того поколения. Тогда квантовая физика считалась самой главной наукой. Фонд существует и сейчас, но, увы, физика уступила свое место на пьедестале.
Фонд Рокфеллера финансировал только тех молодых ученых, которым было куда вернуться после окончания стипендии. Не тратить же деньги на тех, кто в конце года будет вынужден оставить академическую карьеру! Выхода не было, Руди решился пойти к Паули:
– Господин профессор, мне нужна ваша помощь.
Паули пристально посмотрел на Руди.
– Хорошо, доктор Пайерлс, я напишу в Фонд, что через год снова возьму вас к себе в Цюрих. Но вы дадите мне обещание, что не вернетесь.
В душе Паули был добрым человеком и старался помочь тем, кого считал достойным.
Руди получил стипендию. В 1932 году отборочный комитет счел его одним из трех квантовых физиков, заслуживающих поддержки.
Я уже писала, что жизнь складывается из миллиона случайностей. Почти все проходят мимо нас и затухают в памяти, не вызывая последствий. Лишь изредка случайность круто меняет жизнь, как говорится, к счастью или к несчастью. Рокфеллеровская стипендия была явно к счастью.
Не проходило и дня без воспоминаний о маме, Исае Бенедиктовиче и Нине. Как мне их не хватало! Как будто у меня отрезали руки, осталась только глухая тоска. Хотя я старалась не упоминать об этом Руди, он как-то сам догадался и предложил: «Женя, почему бы тебе не съездить в Ленинград?» Для этого нужна въездная виза, запросить которую можно было в советском консульстве, явившись туда лично. Естественно, запрос ушел в Москву. Шли месяцы, ответа не было. В апреле 1932 года Руди уехал в Москву на конференцию. Его приютил у себя дома Тамм. Иоффе тоже там был. Я попросила Руди зайти в Наркоминдел и справиться о визе. Чиновница, пролиставшая мое досье, с явным неудовольствием сказала: «Не понимаю, что ей нужно. Сначала она хотела уехать, теперь хочет приехать. Если каждая будет туда-сюда мотаться… – и потом, заглянув на последнюю страницу: – Решение еще не принято. Мы вас известим».
Виза пришла в середине мая, и на следующий день я купила билет домой, в Ленинград. На вокзале меня встретили и мама в слезах, и Исай. Было необычно тепло, солнечно и ветрено. Начинались белые ночи. Когда мы приехали домой, мама сказала, что не выпустит меня за двери, будет все время обнимать. Милые мои…
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.