Рука Сфинкса - [54]

Хотя Сенлин крайне симпатизировал Эдит и готов был стереть Сфинкса из ее жизни, будь это возможным, он вдруг ощутил ужасное, безнадежное чувство, никоим образом не связанное с симпатией. Оно было целиком и полностью эгоистичным. Он осознал, что в очередной раз втянут в спор, который его не касается. Одержимость Огьера картиной привела к падению Тарру и чуть не убила самого Сенлина. Когда его втянули в политику Порта Голла, он сделал Родиона своим врагом – в итоге был вынужден его убить.

Сенлин стал вором и убийцей из-за амбиций и споров других людей, и ни один не приблизил его к воссоединению с Марией. Происходящему надо положить конец, прежде чем Марат хитростью заставит их включиться в его борьбу.

– Уверяю вас, – откровенно сказал Сенлин, удивив хозяина, который, казалось, забыл про него, – я здесь не для того, чтобы спорить о влиянии Сфинкса или его замыслах, гнусных или справедливых. Я ничего не знаю об этом человеке, и такой расклад меня вполне устраивает. Честно говоря, мы слишком ничтожны, чтобы как-то повлиять на ваши планы или его. – (Хозяин недоверчиво ухмыльнулся.) – Я пришел только потому, что мне нужно попасть в Пелфию, а порты для меня закрыты. Я лишь прошу указать выход на Черную тропу, и мы уйдем своей дорогой.

Марат со смехом набросил плед на мертвые механические ноги.

– Капитан Мадд, возможно, это первый раз в истории, когда кто-то попросил показать ему Черную тропу. – Он снова повернулся к Эдит. – Вы хотите составить ему компанию, блюстительница?

– Хочу, – сказала она и насладилась его изумлением.

– Любопытно…

– Так вы нам поможете? – спросил Сенлин.

– Разумеется. Я живу, чтобы служить собратьям-ходам.

– Собратьям-ходам?

– Вы же не думаете, что сможете ступить на тропу в нынешнем виде? Вы там и ночи не продержитесь. Не все ходы великодушны, как я. Кое-кто из них таит обиду на всех свободных людей, и в особенности на блюстителей. Даже если вы и доберетесь до Пелфии живыми, стоит вам выскочить из стены, местная полиция вас арестует и приговорит к ходству.

Лицо Сенлина темнело с каждым словом Марата.

– Значит, вы предлагаете, чтобы мы добровольно стали ходами?

– Вы сказали, что хотите отправиться по Черной тропе. Это единственный способ. Я могу даже снабдить вас кандалами и грузом.

Сенлин все это время наклонялся вперед, сидя в кресле, но теперь откинулся на спинку – его тело признало поражение. Миг спустя разум пришел к тому же выводу: план испорчен. Отсюда он в Пелфию не попадет.

Разочарование гостя не тронуло Марата.

– Может быть, на Черной тропе, – проговорил он, поворачиваясь к Эдит лицом, безупречным, как у статуи, – вы поймете, что смириться с потерей лучше, чем жить ради чужой выгоды.

Потом хозяин развернул кресло к выходу.

– Считайте, что стоите на перекрестке. Вы видели, как живется в Башне одиночкам. В конечном итоге они оказываются заблудшими, искалеченными, потерпевшими кораблекрушение или – простите меня за такие слова – попрошайками. Вы можете продолжать жить по прихоти ветра и по указанию своего хозяина или можете разделить жизнь с друзьями, которые борются, чтобы вернуть достоинство и свободу, с теми, кто их ограбил. Поразмыслите над этим. Даю вам ночь. Завтра сможете присоединиться к нам и стать свободными.

Он ушел тем же путем, каким пришел, и оставил дверь клетки открытой.

Глава восьмая

Пожалуйста, не пытайтесь оседлать заводных зверей. Не надо гладить или дразнить паукоедов. Приберегите такие банальности для других, более восприимчивых существ.

Нравы и тропы Шелковых садов, автор неизвестен

Адам никогда не считал себя коротышкой. Правда, он всегда был немного ниже сверстников, но отличался достаточно широкими плечами, чтобы проталкиваться сквозь толпу, и достаточно внушительной осанкой, чтобы отбить у хулиганов желание приставать к нему. Ему не раз приходилось сталкиваться с более крупными людьми. В свои лучшие дни он даже воображал, что его взгляд – пусть и монокулярный – в силах выражать угрозу.

Но когда паукоед встал на задние лапы, задевая головой мебель, прикованную к потолку, обратил длинную морду к Адаму и свирепо уставился на него, он ощутил себя коротышкой до последнего дюйма.

Когти зверя были похожи на бараньи рога. Дышал он тяжело, роняя из пасти слюну. Он стоял неподвижно, с широко расставленными лапами, как будто в ожидании, хотя Адам и не мог себе представить чего. Он слышал о зверях, которых можно запугать и принудить к отступлению, и задавался вопросом, не получится ли так с паукоедом. Конечно, он слышал и о других крупных животных, которых отнюдь не отталкивали внезапные движения, и спастись от них можно было, лишь прикинувшись падалью.

Никто его здесь не видел, он никого бы не впечатлил последними мгновениями своей жизни. Адам мог биться в конвульсиях и бредить или лечь, закрыть глаза и надеяться на лучшее. Угодить надо было лишь самому себе. Выбор показался нетрудным.

Он вскинул руки и заорал что было сил. От крика засаднило горло. Отблески фонаря замелькали по стенам вверх и вниз, озаряя чудовище, которое стояло, вытянув лапы, словно реи на мачте.

Адам не успел выдохнуться, а паукоед уже замахнулся на него с ленцой, даже игриво. Удар пришелся по ребрам, и каюта перевернулась – он полетел вверх тормашками.